1905-й год

По окончании уборки убитых и раненых я отправился на Невский и Дворцовую. Дворцовая площадь была оцеплена со всех сторон кавалерией, а на самой площади стояли павловцы — пехота. Публики на Невском было очень много — панели (полны) заняты густо. (На Петербургской нас было четыре-пять тысяч.) «Публики», можно сказать, и не было совсем, а лишь демонстранты. Я пробрался на Дворцовую площадь. Кавалерия лошадьми и шашками разгоняла демонстрантов, но освободившееся от солдат место, сейчас занималось демонстрантами. Ругали солдат и офицеров на чем свет стоит. Иронически кричали «ура!». Александровский парк был заперт вместе с публикой, и многие демонстранты перелезали решетки и оттуда кричали на солдат. Многие сидели пл решетке (удобно в том отношении, что кавалерия не может достать до них). Я попробовал туда попасть, но не мог взобраться. Пришлось под напором лошадей идти на Невский. Немного погодя послышался тоже рожок, и павловцы вместе с кавалерией дали три залпа по рабочим в парке. Последствия были ужасны. Многие из убитых, сидевших на решетке, зацепившись брюками за гвозди от решеток, так висели в воздухе. Другие валялись убитыми и ранеными. Перевязывать их некому было и убирать их тоже невозможно — сад закрыт.

Нас стали тоже сильно теснить, и я очутился у Красного моста. Убитых увозили обыкновенно знакомые. Видел даму, по виду торговку, убитую на извозчике: ноги висели в воздухе и по дороге потеряли один валенок. Скоро увезли убитого студента и рабочего. Рабочего взяли на руки и (носили) несли до Мойки на руках. Публика снимала шапки и кричала «Ура!», «Долой деспотизм!» и др. От смирения тут уже ничего не осталось»^{75}.

«Ты прочтешь удивительные вещи, но верь им, это факты, — писал жене очевидец и участник событий Максим Горький. — Сегодня с утра, одновременно с одиннадцати мест, рабочие Петербурга в количестве 150 т. двинулись к Зимнему дворцу… у Нарвской заставы войска встретили их девятью залпами, — в больнице раненых 93 чел., сколько убитых — неизвестно, сколько развезено по квартирам — тоже неизвестно. После первых залпов некоторые из рабочих крикнули было: «Не бойся, холостые!», но люди, с десяток, — уже валялись на земле. Тогда легли и передние ряды, а задние, дрогнув, начали расходиться. По ним и по лежавшим, когда они пытались встать и уйти, — дали еще шесть залпов… у Троицкого моста расстреляли без предупреждения, — два залпа, упало человек 60, лично я видел 14 раненых — 5 женщин, в том числе и 3-х убитых… Зимний дворец и площадь перед ним были оцеплены войсками, их не хватало, вывели на улицу даже морской экипаж, выписали из Пскова полк. Вокруг войск и дворца собралось до 60 т. рабочих и публики, сначала все шло мирно, затем кавалерия обнажила шашки и начала рубить. Стреляли даже на Невском. На моих глазах кто-то из толпы, разбегавшейся от конницы, упал, — конный солдат с седла выстрелил в него. Рубили на Полицейском мосту — вообще сражение было грандиознее многих маньчжурских и — гораздо удачнее. Сейчас по отделам насчитали до 600 раненых и убитых — это только вне Питера, на заставах. Преувеличение в этом едва ли есть, говорю как очевидец бойни. Рабочие проявляли сегодня много героизма, во это пока еще героизм жертв. Они становились под ружья, раскрывали груди и кричали: «Пали! Все равно — жить нельзя!» В них налили. Бастуют все, кроме конок, булочных и электрической станции, которая охраняется войсками. Но вся Петербургская сторона во мраке — перерезаны провода. Настроение — растет, престиж царя здесь убит — вот значение дня»^{76}.

«Толпа медленно, но неуклонно изменялась, перерождаясь в народ», — подвел итоги Максим Горький^{77}.

«К оружию, товарищи!»

После первых же выстрелов начало происходить то, что власти на своем официальном языке назвали позже эксцессами. «Озлобление и возмущение массы достигло высшего предела. Толпа заняла буквально все соседние места Невского и Гоголевской улицы, избивая без пощады всех военных, которые проезжали на санях. Я видел, как толпа до крови избила двух жандармских офицеров и двух артиллерийских прапорщиков. У одного отняли саблю и сорвали эполеты, другому удалось спастись бегством. Толпа напала на одного пехотного офицера, на одного гвардейца и тоже отняла у него саблю. Пожилой генерал был ранен бутылкой в лоб, эполеты были с него сорваны, фуражка при криках «ура!» отброшена. Побили одного морского капитана. Все это происходило вблизи от войска, которое ничего не могло поделать. На Невском, недалеко от Морской, толпа составила без всякой подготовки большое народное собрание. Я слышал две пламенные речи. Одна заканчивалась кликом: «Долой самодержавие!» — кликом, который толпа подхватила с энтузиазмом. Другая речь закончена была призывом: К оружию! Толпа встретила и этот призыв с большим сочувствием»^{78}.