1905-й год

Максим Горький весь день 9 января провел на улицах Петербурга. Вот что писал он о том, как начиналось это воскресенье. «Вера приходила, обнимала людей, возбуждала их, заглушая тихий шепот сомнений… Люди торопились поддаться давно жданному настроению, стискивали друг друга в огромный ком единодушных тел, и плотность, близость плеч и боков согревала сердца теплой уверенностью, надеждой на успех.

— Не надо нам красных флагов! — кричал лысый человек. Размахивая шапкой, он шел во главе толпы, и его голый череп тускло блестел, качался в глазах людей, притягивая к себе их внимание.

— Мы к отцу идем!

— Не даст в обиду!

— Красный цвет — цвет нашей крови, товарищи! — упрямо звучал над толпой одинокий, звонкий голос.

— Нет силы, которая освободит народ, кроме силы самого народа.

— Не надо!

— Смутьяны, черти!

— Отец Гапон — с крестом, а он — с флагом.

— Молодой еще, а тоже, чтобы командовать…

Наименее уверовавшие шли в глубине толпы и оттуда раздраженно и тревожно кричали:

— Гони его, который с флагом!..

Теперь двигались быстро, без колебаний и с каждым шагом все более глубоко заражали друг друга единством настроения, хмелем самообмана. Только что созданный, «он» настойчиво будил в памяти старые тени добрых героев — отзвуки сказок, слышанных в детстве, и, насыщаясь живою силой желания людей веровать, безудержно рос в их воображении…

Кто-то кричал:

— «Он» нас любит!..

И несомненно, что масса людей искренне верила в эту любовь существа, ею же только что созданного»^{69}.

Петицию, подписанную десятками тысяч рабочих, нес Георгий Гапон. И сейчас, по прошествии 75 лет, нельзя без волнения читать этот документ, созданный доведенными до отчаяния людьми, не понимавшими еще, как найти выход из своего положения, где искать правду. Они искренне верили, что найти ее можно у царя: ведь нм столько раз говорили в церквах и гапоновских обществах, что он их главный заступник и радетель, что «нет власти аще от бога».

«Государь! Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословии, наши жены и дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают люден, к мам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою участь и молчать. Мы и терпели, по нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук…

Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, — в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии. Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление. Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не только не заботящегося об интересах народа, но попирающего эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную воину и все дальше ведет Россию к гибели»^{70}.

После главного требования — Учредительного собрания, избранного на основе «всеобщей, тайной и равной подачи» голосов, в петиции выдвигались частные требования троякого рода: 1) принять меры против невежества и бесправия русского народа (амнистия, политические свободы, бесплатное обязательное народное образование);

2) принять меры против нищеты народной (замена косвенных налогов прямыми, прекращение выкупных платежей, передача земли народу, прекращение войны);

3) принять меры против гнета капитала над трудом (8-часовой рабочий день, повышение заработной платы, свобода профсоюзов, стачечной борьбы и др.).

Кончалась петиция словами, в которых слышалась не только мольба, но и угроза. «Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе… Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена, а не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу, — мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу. Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее»^{71}.