1905-й год

Путиловцам не оставалось ничего другого, как остановить станки. 3 января завод замолк: 12 600 его рабочих объявили забастовку. Затем они послали делегатов на другие предприятия столицы, знакомя их со своими требованиями и прося поддержки. Среди избранных пути-ловцами делегатов были и большевики Н. Г. Полетаев и В. В. Буянов. Классовая солидарность сыграла в дальнейшем развитии событий большую роль. Почти тотчас же стачку начали Обуховский, Семянниковский, Патронный, Новое Адмиралтейство, Франко-русский, Невский и целый ряд других крупнейших предприятий города. На каждом из них шли митинги, обсуждались и выдвигались все новые и новые требования. Везде положение пролетариата было катастрофическим, всюду накопилась масса горючего материала. Путиловская стачка, по определению В. И. Ленина, и стала «искрой, которая зажгла пожар»^{52}.

Пожар не сразу вырвался наружу и охватил все здание Российской империи. Пока огонь медленно разгорался, постепенно распространяясь на все новые и новые отряды рабочего класса столицы. Революционеры делали все, чтобы направить гнев народа против господствующих классов. Но массы рабочих еще слепо верили Гапону и шли за ним.

5 января Петербургский комитет РСДРП издал и распространил листовку «Ко всем рабочим Путиловского завода». «Пора, пора уже сбросить нам с себя непосильный гнет полицейского и чиновничьего произвола! — призывали большевики. — Нам нужна политическая свобода, нам нужна свобода стачек, союзов и собраний; нам необходимы свободные рабочие газеты. Нам необходимо народное самоуправление (демократическая республика)… Товарищи! Не отступая от наших требований, мы должны предъявить новые требования»^{53}.

Гапона листовка большевиков очень обеспокоила. По сведениям департамента полиции, он «просил рабочих листков этих не читать, а уничтожать, разбрасывателей же гнать и никаких политических вопросов не затрагивать»^{54}. Однако остановить ход событий было уже невозможно. По официальным данным, 11 января бастовала 15 тыс, на следующий день — 26 тыс., 7 января — 107 тыс., а 8 января — 150 тыс. Стачка превращалась во всеобщую.

«Россия не видывала еще такого гигантского взрыва классовой борьбы, — писал В. И. Ленин. — Вся промышленная, торговая, общественная жизнь гигантского полуторамиллионного центра оказалась парализованной. Пролетариат на деле показывал, что им и только им держится современная цивилизация, его трудом создаются богатства и роскошь, на нем покоится вся наша «культура». Город оказался и без газет, и без освещения, и без воды. И эта всеобщая стачка носила определенно выраженный политический характер, являлась непосредственным прологом революционных событий»^{55}.

В накаленной до предела обстановке стремительного роста забастовочного движения Гапон выдвинул план: подать царю «рабочую петицию», в которой изложить все свои просьбы. На воскресенье 9 января была назначена общегородская манифестация, а за неделю до нее началось составление и обсуждение в гапоновских организациях Петербурга самой петиции^{56}.

Рабочие обсуждали не только каждый пункт петиции, но и характер будущей манифестации. По настоянию Гапона ей решили придать подчеркнуто торжественный и верноподданнический характер. «На всех собраниях, — свидетельствовал современник, — условлено было, что 9 января рабочие должны идти на Дворцовую площадь тихо и мирно, «с голыми руками», оставив дома даже перочинные ножи… Не допускать никакого шума и столкновений с полицией, уничтожать незаконные флаги, если бы таковые кем-нибудь выставлялись, и рвать листовки с прокламациями; наблюдение за порядком поручено было выборным депутатам, шедшим впереди, и при таком условии предполагалось, что войска и полиция не будут иметь повода к вмешательству, для устранения беспорядков, о чем говорилось в расклеенном по городу объявлении градоначальника». Специальная делегация рабочих заранее посетила градоначальника Фулона, и им объяснили, что «предупреждение относится только к нарушителям порядка, а в мирную толпу стрелять не будут»^{57}.

Большевики делали все, чтобы разоблачить Гапона, объясняли рабочим, что в них станут стрелять. Один из руководителей Петербургского комитета РСДРП С. И. Гусев 5 января писал В. И. Ленину в Женеву: «…разоблачение Гапона и борьба с ним будут положены в основу организуемой памп агитации»^{58}.

Но дело это было нелегкое: широкие массы рабочих еще верили своему «пастырю». Корреспондент-большевик сообщал в газету «Вперед»: «На собраниях постоянно выступают и социал-демократы. Их слушают охотно (по крайней мере за Нарвской заставой); в других отделениях они встречали иногда сильный отпор со стороны гапоновцев, были даже случаи избиения. Но идея идти с петицией настолько овладела умами, что бороться с ней невозможно»^{59}.