Днем 18 февраля был опубликован указ сенату противоположного содержания: частным лицам и организациям разрешалось подавать в совет министров на имя царя предложения об усовершенствовании «государственного благоустройства». Стремление к реформам расценивалось уже не в качестве смуты и «покушения на устои», как провозглашалось в манифесте, а как похвальное «радение об общей пользе и нуждах государственных».
Вечером 18 февраля в Царском Селе собрались министры и некоторые из членов Государственного совета. Обстановка была гнетущей, сановники говорили о беспорядках и необходимости каких-либо уступок «благомыслящей части общества». «Можно подумать, что вы боитесь революции», — мрачно буркнул царь. «Государь, — со вздохом ответил министр внутренних дел Булыгин, — революция уже началась»{115}
. Затем он предложил Николаю подписать заранее подготовленный рескрипт (официальное обращение) на имя министра внутренних дел о созыве особого совещания для выработки условий создания при царе законосовещательного органа из «достойнейших, доверием народа облеченных», избранных от населения людей для предварительной разработки законодательных предложений при «непременном сохранении незыблемости основных законов империи»{116}, т. е. самодержавия. Под давлением министров царь подписал рескрипт, который был явно ему не по душе.Итак, указ разрешал участвовать в обсуждении «государственного благоустройства» всем подданным императора, рескрипт говорил лишь об избранных. Угрозы манифеста нейтрализовались рескриптом, а надежды, которые он мог породить среди легковерных, подрывались манифестом.
Чувствуя нарастание революции, царизм, как видим, в страхе бросался от одной меры к другой.
Либералы «розовеют»
Для либералов вспыхнувшая революция была неожиданным и неприятным сюрпризом. Они понимали, однако, что справиться с ней одними репрессиями не удастся. По их мнению, следовало пойти по другому пути: «взять революцию в руки, канализировать ее», т. е. направить революционную энергию народа на достижение тех целей, которые соответствовали интересам либерально-монархической буржуазии, «ввести революционный пыл наступления в формы конституционной борьбы». Так родилась тактика либералов в отношении революция, выраженная формулой «возглавить, чтобы обезглавить», т. е. попытаться примазаться к революции, встать во главе ее, добиться от царизма для себя уступок и тотчас же пойти с ним на сговор, предав обманутый народ. Зачем, господа, нам спорить, заявил на одном из митингов П. Н. Милюков, обращаясь к демократическим массам, Вы делайте за сценой гром, а мы будем играть на сцене. Но игра на сцене требовала и от либералов определенной бутафории и определенных театральных жестов. Так начался тот процесс, который В. И. Ленин летом 1905 г. определил словами: «Либеральная буржуазия «порозовела» после 9-го января…»{117}
.Уже 14 января 1905 г. часть либералов поторопилась высказаться за созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права. Учредительное собрание, по их мнению, нужно было созвать для того, чтобы принять «октроированную* (т. е. дарованную царским манифестом) конституцию и таким способом мирно, без потрясений перейти от неограниченного самодержавия к конституционной монархии.
Ясно понимая, что без соответствующих экономических уступок широкие народные массы, и прежде всего многомиллионное крестьянство России, не привлечь под свои знамена, либералы впервые решили официально выдвинуть и требования экономических реформ. (Отдельными лицами подобные мысли высказывались на страницах «Освобождения» еще в 1903 г.) 24 февраля 1905 г. собравшийся в Москве IV съезд земцев-конституционалистов высказался за принудительный выкуп части помещичьих земель для «необходимых прирезок в интересах малоземельных групп разных категорий» и создание из казенных, частью удельных, а в некоторых случаях и помещичьих земель специального государственного земельного фонда с целью «эксплуатации его в интересах трудящегося населения!»{118}
.