— Иду, — огрызнулся я, а потом поглядел на Никитина и кинул ему ключи от оружейной комнаты. — Сашка, одевайся в броню.
— Шеф, вдвоём пойдём? — поймав связку, спросило он.
— Да, вдвоём. Сейчас не до большой команды. Если что-то опасное, просто пристрелим.
А сам я быстро поднялся в операторскую.
Над экраном склонился сонный Иван, прикладывая карту и тыча в неё карандашом. На столе перед ним стояла кружка с холодным кофием, оставленная, видно, с вечера. Место пробоя было недалеко — всего в двух километрах от нас, придётся просто пройти через узкий деревянный мостик по речке Каменке и оказаться в Закаменском районе города. Там, среди трущоб и будет пробой. Самый обычный, медленно нарастающий.
Когда я спустился, Сашка уже был готов, и мне самому пришлось потратить десяток драгоценных минут, чтоб облачиться в механические латы.
На улице только светать начало.
Аннушка открыла глаза. В комнату сквозь занавески пробивался едва брезжащий серый свет, падая размазанными тусклыми полосками на соседнюю кровать, на которой приходилось опочивать Анастасии. Эта неугомонная особа набросала поверх тёплого лоскутного одеяла стопку из трёх взбитых подушек, считая, что именно так заправляют постель. Впрочем, было некое очарование в этой пахнущей молоком, сдобой и лесными травами деревенской простоте, а само толстое одеяло вызывало желание закутаться и проваляться в нём до самого вечера. Аннушка неловко развернулась в поисках прикроватной обуви, и спину потянуло от тупой боли.
Провидица положила руку на плечо и сморщилась. Да, в неё попали из ружья, поранив не менее, чем дюжиной картечин, но Настя их вытащила, долго и упорно шепча свои наговоры. Боль от выползающих из живого мяса свинцовых комочков до сих пор витала в воздухе, отражаясь от прошлого криками и причитаниями.
Анна отдёрнула руку от плеча и дотронулась о коротких волос, опалённых и наспех подрезанных хоть для какого-то приличия в стрижку каре. Повинуясь внутреннему порыву, девушка поглядела на запертую дверь и скинула с себя ночную рубаху, обнажив бледную кожу, небольшие груди с розовыми сосками, узкую талию и неширокие бёдра. Анна осторожно встала со скрипнувшей кровати и подошла к небольшому трюмо, стоящему на узком столике у ширмы для переодевания. Место в комнате было мало, и приходилось смотреть под ноги, чтоб не споткнуться о ножки стульев.
Аннушка повернулась к зеркалу и поглядела через плечо. Стали заметны крупные, похожие на оспины, шрамы от картечи, и некрасивая, похожая на арестантскую стрижка. Они уродовали девушку. От ощущения ненужности и брошенности защемило в груди, а на глазах навернулись слёзы. Ей хотелось бросить всё это и уехать как можно дальше. Хотелось просто забыть, остаться одной.
Девушка прикусила губу, а потом подняла глаза. В серости комнатушки сквозь солёную влагу она разглядела большую, красочно разряженную куклу с фарфоровым лицом, сидящую на тумбе возле её кровати, и вазу с пышным букетом роз.
Анна ещё раз положила руку на обнажённое плечо, а из памяти вырвалось недавнее видение: незнакомка с круглыми оспинами-шрамами на спине и короткой стрижкой, целующий бледные девичьи плечи и груди штабс-капитан, протяжные и самозабвенные стоны вожделения, когда мужские руки опустились к женскому лону. А ведь это была она сама. Нет. Это будет она сама. Она просто не смогла узнать собственное отражение из грядущего.
Девушка улыбнулась и вытерла ладонями слезы, а потом на цыпочках подошла к цветам, не отрывая от них глаз.
— Красивые. И пахнут чудесно.
Глава 35
Ошибки рассудка
До места пробоя мы добрались весьма споро. Точка на приборе высвечивалась стабильно и не скакала с места на место, давая весьма точное место предстоящих событий. Равномерное усиление сигнала тоже говорило в пользу самого обычного события.
В итоге мы стояли на узенькой, разбитой колёсами телег улочке между покосившимися плетёными изгородями трущоб. Казалось бы, город не такой старый, как Москва, Рязань или Новгород, и даже моложе Петрограда, но выгоревшие до серости, утопленные по самые окна в земле домики с ущербными крышами и кривыми ставнями выглядели так, словно им было в обед пятьсот лет. Только один из них был более или менее свежим, и то из законопаченных щелей между брёвен торчало столько мха и пакли, отчего казалось, что древесину пилили вусмерть пьяные мужики. Даже глиной поверх не замазали, а уж про побелку и говорить нечего. Маленькие огородики хоть и были ухожены, но кроме морквы и капусты на их ничего не росло, ни ягодных кустов, ни цветов, ни иной путной рассады. А вот, вдоль заборов, наоборот, росла высокая, никем не прибранная трава, смешанная с жухлой прошлогодней. Со всех сторон противно надрывались сиплыми криками петухи, которые тоже казались пьянью, как и многие из здешних хозяев, да испуганные грязные собаки тихо подгавкивали, просунув морды через прутья плетней.