1914–2014. Европа выходит из истории?

Рождение национального чувства, первые шаги романтизма, суть немецкой философии природы (Шеллинг) и истории (Гегель) полностью ускользнули от мадам де Сталь и французов в целом. Книга «О Германии» Генриха Гейне, опубликованная через двадцать пять лет после одноименного труда Жермены де Сталь, гораздо точнее описывает и тоньше улавливает дух романтической литературы и господствовавшее тогда в Германии настроение: «Вы, французы, в течение последних пятидесяти лет постоянно были на ногах и потому устали; мы, немцы, сидели до сих пор у письменного стола и комментировали старых классиков и хотели бы слегка поразмяться»[188]. Он продолжает: «Немецкая философия есть важное дело, касающееся всего рода человеческого»[189]. И далее в письме к издателю: «Немцы никогда не отказываются ни от одной идеи. […] В этой методичной стране все должно быть доведено до конца, сколько бы времени это ни требовало». И в заключение главы под названием «От Канта к Гегелю»: «Немецкий гром… грянет […]. В Германии будет разыграна пьеса, по сравнению с которой Французская революция покажется лишь безобидной идиллией»[190].

Французы, к которым обращался Гейне, почти что его услышали, оставшись верны картине, нарисованной мадам де Сталь. Стоило Тьеру в 1840 г. начать разглагольствовать о «возвращении» Франции к ее «естественным рубежам» на левом берегу Рейна, как в Германии появились две патриотические песни: «Die Wacht am Rhein» («Стража на Рейне») Макса фон Шнекенбургера и «Deutschland "uber alles» («Германия превыше всего») Гофмана фон Фаллерслебена. Франция ответила двумя поэмами: задиристым стихотворением Альфреда де Мюссе «Nous l’avons eu, votre Rhin allemand…» («Он был нашим, ваш немецкий Рейн…») и пацифистским творением Альфонса де Ламартина «La Marseillaise de la paix» («Марсельеза мира»). Тьер был отправлен в отставку и заменен на Гизо, и эта краткая песенно-поэтическая перестрелка быстро была позабыта.

Германские симпатии французской элиты и интеллигенции (Бальзак, Нерваль, Гюго, Ренан и др.) сохранялись вплоть до войны 1870–1871 гг.

Я уже говорил, цитируя Клода Дижона, о том, как потрясло Францию поражение и сколь мощный комплекс неполноценности оно породило. Именно в этот период правые и крайне правые взяли на вооружение идею нации, которая до того ассоциировалась исключительно с наследием Французской революции, только революционное прочтение истории они заменили на реакционное: землей и мертвыми у Барреса; католической и римской идентичностью, направленной против разлагающих национальный дух меньшинств (евреев, протестантов, масонов), у Шарля Морраса. Для Морраса отрицание универсалистских ценностей будет важнее, чем антигерманизм, что ярко проявится в 1940 г., когда он поддержал Петена. Парадоксальна судьба организации «Аксьон франсез», которую израильский историк Зеев Штернхал считает прародительницей фашизма. На мой взгляд, фашизм большим обязан Жоржу Сорелю, чем Шарлю Моррасу. В 1940 г. французский национализм, во второй раз столкнувшийся с поражением и, что важнее, со своими внутренними противоречиями, рухнет на взлете. Автор книги «Киль и Танжер» ясно покажет, что его ненависть к Республике была сильнее, чем обожествление Франции и германофобия.