Перед войной германское командование не рассматривало вопрос о каком-либо десанте на Балтике до решения противостояния с британским флотом. Более того, они сами опасались, и не без основания, набегов русских миноносцев из района Либавы43
.1-3 сентября русские крейсеры «Россия», «Рюрик», «Богатырь», «Олег» и эскадренный миноносец «Новик» совершили выход в центральную часть Балтики с целью демонстрации флага. В ответ на это командование германского флота решило перебросить из Северного моря тяжелый крейсер «Блюхер», 4-ю эскадру линейных кораблей (семь вымпелов), две флотилии миноносцев (22 вымпела). Эти силы должны были компенсировать неприятный эффект потери «Магдебурга» и присутствием в море создать угрозу русским берегам44
. Одновременно в портах Восточной Пруссии действительно шел сбор транспортов, но производился он лишь с целью дезинформации русского командования45. По той же причине немцами был передан по радио открытым текстом ряд сообщений о направлении к левому флангу их фронта, то есть к побережью частей Гвардейского резервного корпуса. Одна из них была перехвачена и принята за чистую монету П. К. Ренненкампфом, Я. Г Жилинским и В. А. Орановским46.С 9 сентября Балтийский флот постоянно получал информацию об усилившейся активизации немцев на востоке Балтики47
. 11 сентября немецкая эскадра из пяти линейных кораблей, четырех броненосцев и одного легкого крейсера, 21 миноносца и восьми тральщиков появилась в районе Виндавы, обстреляла русское побережье и высадила небольшой десант48. Силу десанта было трудно определить сразу, но командование русского флота получило информацию о том, что с германскими военными кораблями находилось восемь транспортов49. Набег немцев был кратковременным, на следующий день основные силы эскадры противника возвратились назад50. Тем не менее они выполнили свою задачу и убедили русское Верховное главнокомандование в том, что опасность десанта реальна. В результате ориентировка Ставки совпала с замыслом германского командования. Свою лепту в успех немцев внес и штаб Северо-Западного фронта. Оба они явно руководствовались «шпаргалкой» – довоенной информацией о планах немцев нанести удар в районе побережья51.Сам П. К. Ренненкампф вовсе не собирался ограничивать себя обороной, он был все еще весьма популярен в армии, которая пока не знала неудач и была настроена на возобновление наступления52
. Успех под Львовом, по мнению командующего, кардинальным образом менял ситуацию на всем фронте, и 22 августа (4 сентября) он предложил возобновить наступление в Восточной Пруссии. И его сразу же полностью поддержал Я. Г Жилинский, считавший, что немцы готовят наступление на участке 2-й армии, в тыл Варшаве. По мнению командующего фронтом, лучше всего было бы возобновить наступательные операции в конце августа (по старому стилю), так как к этому времени фронт пополнится 22-м и 3-м Сибирским армейскими корпусами. 23 августа (5 сентября) Ставка приняла решение создать в районе Осовца новую, 10-ю армию в составе 22-го армейского, 3-го Сибирского и 1-го Туркестанского корпусов53. Вечером следующего дня П. К. Ренненкампф известил своих командиров корпусов и начальников кавалерийских дивизий о том, что 10-я армия сформирована и в ближайшее время 1-я армия перейдет в наступление54.Но немцы, уже получившие сведения о подготовке 1-й армии к движению вперед (восстанавливались взорванные ранее мосты через реки Прегель и Дейме, активизировались стоявшие ранее неподвижными передовые части), не стали ждать. 3 сентября П. фон Гинденбург отдал приказ о переходе в наступление55
. 6 сентября в районе Мазурских озер началось движение немецких войск, на следующий день они вошли в соприкосновение с русскими, а 8 сентября атаковали их. На левом фланге 1-й армии, то есть на направлении движения обходной группы 8-й армии (пять пехотных и две кавалерийские дивизии при 400 орудиях), оказался русский заслон силой в одну пехотную и одну кавалерийскую дивизии при 60 орудиях56. Командующий армией приказал «оборонять позицию пассивно, но упорно; кто оставит самовольно окопы, того расстреливать на месте без суда и следствия»57. Генерал находился под постоянным давлением со стороны главнокомандующего фронтом. В штабе фронта между тем не было единого мнения относительно образа действий. В. А. Орановский настаивал на отступлении, а Я. Г Жилинский все время колебался58.