1914 год. Начало

Практически повсюду на месте недавних боев были разбросаны свежие могилы русских и немецких солдат³⁵³. Их должно было быть действительно много. Когда в начале ноября 1914 г. после окончания боев британский журналист посетил Козенице, он был потрясен увиденным: «Я сомневаюсь, могу ли я сказать, что на всех 10 км этого леса можно найти хотя бы акр без окопов, стрелковых ячеек и могил»³⁵⁴. По свидетельству офицера, возглавлявшего похоронную команду, до 4 ноября 1914 г. были похоронены свыше 16 тыс. русских и германских бойцов, а работы были далеко не закончены³⁵⁵. Но эти жертвы были не напрасны – оборона Ивангорода сорвала планы немецкого командования. Как это ни странно, после Варшавско-Ивангородской операции и у немцев, и у русских утвердилась уверенность в победе. В русской Ставке царило невероятно приподнятое настроение – немецкое отступление считали началом большого успеха³⁵⁶.

Такие же чувства испытывали и в германских штабах. «Мы не боимся русских, даже когда, как сейчас, они превосходят нас 3 к 1», – отмечал 29 октября 1914 г. М. Гофман³⁵⁷. П. фон Гинденбург также считал, что победы 1914 г. дали германской армии чувство превосходства над русскими, которое объединяло всех – от старого ландштурмиста до молодого рекрута³⁵⁸. Несколько менее оптимистично был настроен Вильгельм II, отметивший 28 октября 1914 г.: «Мы стоим совершенно одни и должны вынести поражение с достоинством»³⁵⁹. Немецкие офицеры, принимавшие участие в этих боях, запомнили их на десятилетия.

Слова генерала Гюнтера Блюментрита полностью подтверждают правоту этой оценки: «Во время Первой мировой войны мы близко познакомились с русской царской армией. Я приведу малоизвестный, но знаменательный факт: наши потери на Восточном фронте были значительно больше потерь, понесенных нами на Западном фронте с 1914 по 1918 г. Русский генералитет тогда качественно уступал немецкому, и тактика огромных армий в наступлении была негибкой. Зато в обороне русская армия отличалась замечательной стойкостью. Русские мастерски и очень быстро строили фортификационные сооружения и оборудовали оборонительные позиции. Их солдаты показали большое умение вести бой ночью и в лесу. Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его физические потребности невелики, но способность, не дрогнув, выносить лишения вызывает истинное удивление»³⁶⁰.

За первые два месяца войны германская армия понесла значительные потери. Военный министр генерал Э. фон Фалькенгайн вспоминал: «Строевой состав сильно упал вследствие быстрого, превзошедшего всякие ожидания наступления, многочисленных ожесточенных боев в течение него и перерыва связи. Пополнения не успевали подходить. Всюду не хватало младшего командного состава. Наступательные бои пробили в его рядах огромные бреши, которые совершенно не представлялось возможным быстро заполнить… Снаряжение крайне нуждалось в пополнении. Уже появлялись грозные признаки недостатка в снарядах. Правда, германская армия выступила в поход хорошо снабженной, согласно взглядам, тогда существовавшим. В последние годы перед войной Военное министерство сделало все по тогдашним понятиям возможное, чтобы удовлетворить задачам, поставленным Генеральным штабом. Однако расход во много раз превысил предположения мирного времени, и он постоянно рос, несмотря на строгие меры против расточительного расходования патронов. Кстати, можно упомянуть, что и наши враги в этой области пережили точно такое же испытание»³⁶¹.

Настроение немецких солдат в это время было более близким к позиции их кайзера: «В осенние месяцы 1914 года часть, получившая приказ отправиться с Западного фронта на восток, воспринимала это почти как наказание. Предвзятое мнение о легкости Восточного фронта почти не изменилось на всем протяжении войны, хотя все более и более полков, начавших войну на западе, перекидывалось на русский фронт, причем, как правило, это сопровождалось внезапным и резким увеличение цифры потерь. Полки, побывавшие на востоке, сохраняли надолго на всех театрах военных действий, куда бы их ни бросала судьба, прочное воспоминание о лишениях и боях на этом фронте и о необычайном упорстве русского солдата»³⁶².

Совсем другим было положение в русской армии. Солдаты радовались отбитому немецкому наступлению, тому, что германец «показал спину». «Их мораль (то есть русских солдат. – А. О.) увеличилась на сто процентов, – вспоминал английский военный корреспондент, – и все их страхи относительно способности противостоять германским легионам исчезли навсегда. Огромный престиж солдат кайзера исчез, войска доказали, что это была фикция»³⁶³. В армии готовились к вторжению в Германию, настроение было бодрым³⁶⁴. В отличие от своих подчиненных, русский генералитет вовсе не был настроен столь оптимистически и имел для этого все основания. Безусловным и очевидным уже для многих современников был тот факт, что в области стратегического руководства армиями германская сторона находилась на большей высоте, чем ее русский противник.