1914 год. Начало

В три часа дня 16 (29) июля германский посол граф Ф. фон Пурталес прибыл на встречу с С. Д. Сазоновым. Это был уже его второй визит на Певческий мост в этот день. Дипломат прочел русскому министру иностранных дел телеграмму имперского канцлера, в которой говорилось, что если Россия будет продолжать свои военные приготовления, хотя бы и не приступая к мобилизации, то Германия начнет мобилизацию, после чего немедленно атакует Россию¹³⁴. В свойственной для германской дипломатии манере Ф. фон Пурталес назвал эту информацию, носившую фактически ультимативный характер, «дружеским предостережением»¹³⁵. Его собеседник, очевидно, не был настроен шутливо. «На это сообщение, – гласит запись в протоколе русского МИДа, – С. Д. Сазонов резко ответил: «Теперь у меня нет больше сомнений относительно истинных причин австрийской непримиримости». Граф Пурталес вскочил со своего места и так же резко воскликнул: «Я всеми силами протестую, г-н министр, против такого оскорбительного утверждения». Министр сухо возразил, что Германия имеет случай на деле доказать ошибочность высказанного им предположения. Собеседники расстались весьма холодно»¹³⁶. На самом деле Германия имела непосредственное отношение к ультиматуму Сербии.

Вскоре после ухода Ф. фон Пурталеса в русском МИДе было получено известие о начале бомбардировки Белграда австрийцами¹³⁷. После этого в кабинете начальника Главного управления Генерального штаба генерала Н. Н. Янушкевича состоялось совещание, в котором участвовали министр иностранных дел, военный министр и ряд высших генералов и чиновников МИДа. «При всестороннем обсуждении положения оба министра и начальник Генерального штаба, – гласит поденная запись МИДа, – пришли к заключению, что ввиду малого вероятия избежать войны с Германией необходимо своевременно всячески подготовиться к таковой, а потому нельзя рисковать задержать общую мобилизацию впоследствии путем выполнения ныне мобилизации частичной. Заключение совещания было тут же доложено по телефону Государю Императору, который заявил согласие на отдачу соответствующих распоряжений. Известие об этом было встречено с восторгом тесным кругом лиц, которые были посвящены в дело. Тотчас были отправлены телеграммы в Париж и Лондон для предупреждения правительств о состоявшемся решении»¹³⁸. В среду 16 (29) июля император отметил в своем дневнике: «…день был чрезвычайно беспокойный. Меня беспрестанно вызывали к телефону то Сазонов, или Сухомлинов, или Янушкевич. Кроме того, находился в срочной переписке с Вильгельмом»¹³⁹.

16 (29) июля император, очевидно, все еще надеялся на то, что его обращение к кайзеру будет иметь положительные результаты. В этот день в Петергофе он принял гардемаринов, которых поздравил с производством в офицеры. «Я приказал вас собрать, господа, – сказал Николай II, – в виду переживаемых Россией серьезных событий. В предстоящей вам офицерской службе не забывайте моего завета: веруйте в Бога и в славу и величие нашей могучей России»¹⁴⁰. Ни одного слова об угрозе войны не было сказано. Сомнения императора и надежды на миролюбие Германии в этот день возобладали. Вечером эти сомнения и надежды были развеяны сообщением из Берлина.

В 21 час 40 минут император получил телеграмму Вильгельма II: «…я не могу рассматривать выступление Австрии против Сербии как «позорную войну». Австрия по опыту знает, что сербские обещания на бумаге абсолютно не заслуживают доверия. По моему мнению, действия Австрии должны рассматриваться как желание иметь полную гарантию в том, что сербские обещания претворятся в реальные факты. Это мое мнение основывается на заявлении австрийского кабинета, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счет Сербии. Поэтому я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, мое правительство прилагает все усилия к тому, чтобы достигнуть этого соглашения. Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы катастрофу, избежать которой мы оба желаем, и повредили бы моей позиции посредника, которую я охотно взял на себя, когда ты обратился к моей дружбе и помощи»¹⁴¹. Идеальный вариант планов Австрии не был секретом для Берлина: Сербия должна была быть оккупирована и унижена, а ее территория разделена между соседями. Вена при этом должна была отказаться от территориальных приобретений, и это называлось Берлином «колоссальным актом милосердия»¹⁴².