1915 год. Апогей

Прорыв германской кавалерии в русский тыл имел колоссальное значение. Русский фронт оказался под серьезной угрозой, в Ставке нервничали. М. В. Алексеев сохранял полное спокойствие³⁷. Он планировал организовать контрудар во фланг наступавшей немецкой пехоте двумя дивизиями, которые уже имелись в его распоряжении. Однако этих сил было явно недостаточно, но самое главное – 10-я русская армия имела подвижной запас боеприпасов всего на несколько дней, а при перехваченной немцами в тылу железной дороге быстро перебросить в армию боеприпасы не представлялось возможным. 17 сентября начальник штаба Ставки принял решение об отходе с Виленской дуги. В ночь с 17 на 18 сентября Западный фронт начал отступление, которое удалось провести внезапно³⁸. Ситуацию ухудшали беженцы, запрудившие дороги и обочины. «Путь к штабу корпуса, – вспоминал ехавший приблизительно в то же время от Минска в 4-ю армию генерал Ю. Н. Данилов, – остался мне памятен по обозам беженцев, кои длинными вереницами тянулись мне навстречу, направляясь в тыл»³⁹. Положение в русских тылах было тяжелым, тем не менее германскому командованию так и не удалось реализовать план окружения Виленской группировки.

Германская кавалерия по-прежнему хозяйствовала в русском тылу. Правда, от железной дороги она была отброшена со значительными потерями, и 6 (19) сентября по этой важнейшей линии уже удалось наладить безостановочное движение поездов⁴⁰. В этот день командующий 2-й армией генерал В. В. Смирнов по приказу Верховного главнокомандующего распорядился создать кавалерийскую группу в составе 1-го конного корпуса, 6-й и 13-й кавалерийских и Уральской казачьей дивизий под командованием генерала В. А. Орановского. Кавалерия должна была сконцентрироваться в районе Кривичи – Будслав к 3-11 (14–24) сентября и отбросить германскую конницу к западу от линии Придруйск – Поставы – Кобыльник⁴¹. Конечно, немногочисленная германская кавалерия не могла бы нанести такой ущерб русскому тылу, если бы В. А. Орановский действовал более энергично.

Войска были очень утомлены: о настроениях в пехоте можно судить по следующей дневниковой записи от 8 (21) сентября упоминаемого выше Штукатурова: «Пришлось в эти дни переносить и голод, и холод. Я лично смирился, но многие мои товарищи мечтали попасть в плен»⁴². Речь идет о 6-м Финляндском стрелковом – одном из лучших полков, славившемся своей дисциплиной. «6-й полк, – вспоминал полковой командир Штукатурова, – находился, несомненно, на самой границе паники; на границе, потому что весь командный состав полка делал отчаянные усилия, чтобы сохранить управление в своих руках, и в конечном счете, жертвуя требованиями тактики, справился с этой задачей. На глазах у нас было море рассеянных, одиночных людей, руководимых только своими инстинктами, и у всех офицеров 6-го полка была только одна мысль – о сомкнутости»⁴³.

Основной проблемой русских войск, сохранивших порядок и не растворившихся в толпах, в которые превращались утратившие эту сомкнутость части, был хронический недостаток боеприпасов. Насколько трагичной была обстановка, может продемонстрировать следующий факт. 16 сентября 4-я германская кавалерийская дивизия, выйдя на правый берег реки Ошмянка для поддержки своих частей, встретила там 39-й Томский пехотный полк. Русская пехота не имела патронов и вынуждена была драться только штыками. Эта слабость русских вызвала у немцев желание атаковать их в густом сомкнутом строю⁴⁴. Германский кавалерийский устав 1909 г. запрещал атаковать нерасстроенную пехоту иначе чем врасплох и требовал никогда не медлить с атакой, «принимая более выгодные формы строя»⁴⁵. Но соблазн был слишком велик.

Немецкие кавалерийские начальники десятилетиями воспитывались на идее действия холодным оружием. Еще М. Д. Скобелев в своем отчете о кайзерманеврах 1879 г. отмечал: «Германская кавалерия, совершенно в противоположность французской, признает исключительно лишь быстроту, натиск холодным оружием и глазомер начальника средствами поражения в бою… Стрельба с коня никогда и ни при каких случаях (выделено автором. – А. О.) не допускается и, как выразился принц Фридрих-Карл, что тот начальник, который допустил бы это, достоин быть лишен командования частью»⁴⁶. Так немцы действовали и в этом случае.