1915 год. Апогей

«В присутствии своего начальника штаба генерала Пелле, он (то есть Ж. Жоффр. – А. О.) с некоторою раздражительностью заявил, – сообщал представитель русской армии М. В. Алексееву 18 (31) декабря 1915 г., – что войну ведет одна только Франция и что все остальные только просят у нее содействия; что ни о каком наступлении теперь не может быть и речи, так как немцы обнажают русский фронт для атаки французов. Когда я, не отвечая на эти выпады, очень сдержанно заявил, что, как ему известно, у нас предполагается произвести наступление, которое может совершенно изменить положение, почему я и приехал переговорить, какое содействие может оказать ему французская армия, генерал Жоффр раздраженно ответил «никакого»². Французский главнокомандующий ждал немецкого наступления и заметно нервничал, и кроме того, скромные успехи собственного решительного наступления в Шампани явно не добавляли ему решительности. Максимум, что удалось получить от него, – это обещание провести три частные атаки, но не ранее весны 1916 г.

Координация военных усилий и даже военного планирования союзников шли туго. Прямая связь между русской Ставкой и союзниками была налажена только к началу 1915 г., когда между Мурманским берегом и Шотландией протянули телеграфный кабель. Немаловажную роль играл и личностный фактор. Русский представитель при французском Высшем командовании – генерал Я. Г Жилинский не пользовался доверием со стороны Ж. Жоффра, который считал его креатурой В. А. Сухомлинова³. А. А. Игнатьев довольно точно отметил: «Если в мирное время военный союз без взаимного доверия представлялся для меня только излишним бременем, то во время войны личные отношения между главнокомандующими являлись важным залогом успеха. Жоффр и его окружение с полным основанием считали Николая Николаевича другом Франции и французской армии, но царский двор оставался для них загадочным. Они, конечно, понимали, что вершителем всех вопросов явится не царь, а его начальник штаба генерал Алексеев, но с ним они не были знакомы и могли судить о нем только по донесениям своих представителей в России. Неразговорчивый, не владеющий иностранными языками, мой бывший академический профессор не был, конечно, создан для укрепления отношений с союзниками в тех масштабах, которых требовала мировая война (выделено мной. – А. О.)»⁴. А. А. Игнатьев несколько сгустил краски. По свидетельству генерала М. Жанена, М. В. Алексеев предпочитал говорить по-русски, хотя очень хорошо читал по-французски⁵. Но, безусловно, Ж. Жоффр оценивал его гораздо ниже, чем Николая Николаевича (младшего), хотя и относился к этому русскому генералу с уважением⁶.

Сказанное о французах в отношении Николая Николаевича и М. В. Алексеева применимо и по отношению к представителям английского высшего командования, тем более что многие из них были лично знакомы с великим князем⁷. Для англичан новый начальник штаба Ставки также был непонятной фигурой. Контакт осложнялся в том числе и тем, что Дж. Генбери-Вилльямс не владел русским языком и был назначен на пост представителя Британии при русском командовании скорее по соображениям придворно-репрезентативным. По его собственному свидетельству, назначение в Россию в августе 1914 г. было для него полной неожиданностью, о стране он имел самые смутные представления, точно знал лишь то, что его предок – Чарльз Генбери-Вилльямс был послом в Петербурге во времена Екатерины II⁸. При решении ряда вопросов английский представитель, по его словам, предпочитал общение с императором, хорошее знание которого Англии и ее языка облегчало эти контакты⁹. Занимавший с 1911 г. пост британского военного атташе в России подполковник А. Нокс не подходил для этой роли, хотя и хорошо знал страну, ее армию и язык. Впрочем, и А. Нокс впервые встретился с М. В. Алексеевым в августе 1914 г. в Ровно и, судя по дневнику, знал о нем немного – самые общие данные биографии¹⁰. Позже А. Нокс описал М. В. Алексеева как человека, стремящегося вникать в ненужные командиру такого ранга мелочи и неспособного, как А. Н. Куропаткин, быстро принимать решения¹¹. Привычка брать на себя решительно все, во всяком случае в разработке планов военных операций, была не последней причиной и того, что французский военный представитель при Ставке генерал П. По не сработался с М. В. Алексеевым¹². Взаимопонимание между ними не было достигнуто. Как отметил Ж. Жоффр, «в Ставке наши офицеры вежливо игнорировались, им было очень трудно узнать о планах русского Высшего командования»¹³. Объективности ради, необходимо отметить, что именно об этом плане генерал П. По все же был информирован.