1916 год. Сверхнапряжение

По поводу чего именно так волновался М. В. Алексеев, я так и не узнал»³⁴. Шавельский вспоминает: «В августе или сентябре 1916 г. генерал Алексеев однажды прямо сказал Государю:

– Удивляюсь, ваше величество, что вы можете находить в этом грязном мужике!

– Я нахожу в нем то, чего не могу найти ни в одном из наших священнослужителей.

На такой же вопрос, обращенный к царице, последняя ответила ему: “Вы его (Распутина) совершенно не понимаете”, – и отвернулась от Алексеева»³⁵. По словам самого генерала, она пыталась уговорить его согласиться на приезд Распутина, на что тот ответил категорическим отказом. Алексеев заявил, что если «старец» все же приедет, то он немедленно оставит пост начальника штаба Главковерха³⁶. Когда произошел этот разговор, точно сказать трудно, но явно имел место. Об этом же упоминают Ю. Н. Данилов и М. К. Лемке. После завтрака в высочайшем присутствии императрица предложила начальнику штаба Ставки сопровождать ее во время прогулки в саду и попыталась выяснить, что было причиной его сопротивления приезду Распутина в Могилев. Алексеев ответил, что, хотя сам он лично Распутина не знает и ничего не имеет против него, но он не может допустить «присутствия здесь человека, о котором армия и народ единодушно самого отрицательного мнения»³⁷.

Конечно, вряд ли Данилов или Лемке дословно передают речь Алексеева, потому что в это время они оба отсутствовали в Ставке, однако подобный разговор, судя по всему, все же имел место, причем и Шавельский, и Данилов в своих воспоминаниях, и Лемке в своем дневнике – все они единодушно отмечают, что беседа закончилась очень сухо. 16 (29) августа, возвращаясь из Ставки в Царское Село, императрица посылает Николаю II телеграмму, в которой интересуется, принял ли Алексеев иконку от Распутина, и просит мужа: «Не бойся упоминать о Гр.[игории] при нем (при Алексееве. – А. О.)…»³⁸Определенная напряженность уже появляется – императрица видела врага в каждом, кто относился к «Другу» негативно. Попытки Алексеева повлиять на императора не были секретом для офицеров Ставки, так или иначе о них вспоминают все мемуаристы, в частности А. Д. Бубнов: «Перед революцией многие общественные деятели, и Родзянко прежде всего, пытались обращаться к Алексееву, чтобы он повлиял на императора. В Ставке было известно, что Алексеев делал подобные попытки. Однако генерал Алексеев, переходя на незнакомую и чужую ему почву внутренней политики, не сумел найти достаточно убедительных аргументов и не защищал их с достаточной твердостью, чтобы добиться желательных результатов»³⁹.

Интересно, что Бубнов в своих воспоминаниях подвергает критике Алексеева за «недостаточную твердость». Безусловно, каждая неудача заставляла Алексеева проявлять все большую твердость. Один из таких разговоров и состоялся во время визита Александры Федоровны. Можно не сомневаться, что после этого отношение императрицы к Алексееву ухудшилось, и последний, по словам Лемке, после этого разговора «…пришел к себе и был уверен, что скоро придется сдать должность другому»⁴⁰. В Ставке, по мнению Вырубовой, недолюбливали императрицу, а великие князья и Алексеев старались избегать даже протокольных встреч с ней⁴¹. Так это было или нет, но она чувствовала себя в Ставке неуютно. Александру Федоровну вообще не любили военные, как русские, так и германские, при этом если первые за мнимую германофилию, то вторые, на мой взгляд, за так же мнимую англоманию⁴². Когда Алексеев начал уклоняться от посещений высочайших обедов в присутствии императрицы, этот его поступок был воспринят большинством его подчиненных с одобрением⁴³. Однако далеко не у всех в штабе императрица вызывала антипатию, а Николай II в общении был весьма приятным человеком. Только один раз, по свидетельству Кондзеровского, императорская чета не обратила ни малейшего внимания на присутствующего человека, и это был Поливанов незадолго до своей отставки⁴⁴.

В сентябре 1916 г. у Алексеева начались тяжелые приступы уремии. Октябрь прошел спокойно, но в начале ноября наступило резкое ухудшение. Когда Николай II вернулся в Могилев после очередной поездки и застал Алексеева уже больным, доклады вместо него делал Пустовойтенко, а Верховный главнокомандующий посещал своего начальника штаба почти каждый день⁴⁵. 30 сентября (13 октября) 1916 г. отец Г Шавельский вернулся в Ставку из поездки в Кавказскую армию. Он отмечает: «Генерала Алексеева я застал страшно утомленным, осунувшимся, постаревшим. Раньше всегда внимательный к моим докладам, теперь он слушал меня вяло, апатично, почти безразлично, а потом вдруг прервал меня: “Знаете, отец Георгий, я хочу уйти со службы! Нет смысла служить: ничего нельзя сделать, ничем нельзя помочь делу. Ну что можно поделать с этим ребенком?! Пляшет над пропастью и. спокоен. Государством же правит безумная женщина, а около нее клубок грязных червей: Распутин, Вырубова, Штюрмер, Раев, Питирим. На днях я говорил с ним, решительно все высказал ему”»⁴⁶.