1916 год. Сверхнапряжение

Локкарт так оценивал сложившуюся ситуацию: «В Санкт-Петербурге и даже в Москве война стала делом вторичной важности. Приближающийся катаклизм был уже у всех на устах, у всех в уме. Правящий класс, наконец пробудившийся, наконец, для того чтобы предупредить катастрофу, стремился предупредить Императора. Политические резолюции, исходившие теперь не только от либералов, но и от дворянства, как осенние листья летели на императора. Они просто умоляли Царя сменить советников, заместить их людьми, пользующимися доверием страны»⁹. Осенью 1916 г. в Москве в особняке князя П. Д. Долгорукова собрался пленум ЦК кадетской партии. Хозяин дома вспоминал: «Чувствовалась возможность падения власти, и многие патриоты сознавали, что вести войну такая власть не может»¹⁰.

В связи с этим представители партии «народной свободы» решили поднять вопрос о том, кто перехватит власть, когда или если она выпадет из рук императора. Все остановились на кандидатуре главы Земгора. Сомнения возникли только у князя Долгорукова, вспомнившего о политической малограмотности Львова, который в своих беседах в тылу Маньчжурской армии во время работы в отрядах Земского союза не смог четко объяснить разницу между парламентским и парламентарным строем. Но так как другой фигуры, которая устраивала бы всех, Долгоруков назвать не сумел, собрание остановилось на Львове¹¹. Пропаганда либералов усиливалась с каждым днем. Их слова отражались в стране именно так, как им хотелось, их речи будили революционные настроения, которыми они пугали правительство. В конце ноября 1916 г. Д. А. Фурманов, находившийся тогда с санитарным поездом на Юго-Западном фронте, записал в своем дневнике: «Это агония, разве вы не видите, это отчаянная и последняя попытка – назначение Трепова. Разве не знаменательно, что Милюков с думской трибуны так открыто говорил о государыне? Глупость или измена – этот роковой вопрос давно взбурлил непокорные массы»¹². Таков был фон, на котором разворачивалась активизация политической деятельности Алексеева.

В столице совершенно голословно обвиняют правительство в предательстве, а высшее военное командование главным своим делом во внутренней политике считает участвовать в кампании против недавно назначенного министра внутренних дел. В Ставке, по словам Шавельского, совершенно внезапно сложилась почти кадетская точка зрения на Протопопова: «У Протопопова все есть: великолепное общественное положение, незапятнанная репутация, огромное богатство – более 300 тыс. годового дохода, недостает одного – виселицы, – захотел ее добиться»¹³. Трудно не привести оценку А. Н. Боханова думских эскапад Милюкова: «Шла жесточайшая война, кругом росло недовольство, существовавшее хрупкое общественное равновесие грозило рухнуть в любую минуту, а лидер одной из крупнейших партий громогласно клеветнически обвиняет главу правительства в измене, в пособничестве врагу»¹⁴. Те же слова могут быть переадресованы и Алексееву. Удивляет другое, насколько быстро Алексеев и Гурко усвоили негативный взгляд на Протопопова, только-только назначенного на свой пост. Контекст разговора не оставляет сомнения – генералы прежде всего против креатур императрицы. Прибывший в Ставку через день после отъезда Алексеева на лечение Трепов заявил Гурко о том, что он уже приготовил проект указа об отставке Протопопова, но не получил согласия императора на нее¹⁵.

Сразу после разговора с Николаем II Трепов пришел к Гурко (они были знакомы ранее) и высказал свой страх, что если Протопопов не будет снят, то ему не удастся наладить сотрудничество правительства и Думы. Гурко обещал Трепову свою поддержку, в том числе ускорить отправление телеграммы об отставке Протопопова, в случае если ему удастся уговорить императора сделать этот шаг. Трепов планировал выделить в своем правительстве четыре министерских портфеля для лиц, пользующихся доверием «общественности». Ясно было, что теперь, с Протопоповым во главе Министерства внутренних дел, никто из подобных лиц в правительство не войдет. Трепов надеялся, что перемещением очередного «козла отпущения» на пост министра торговли (благо Родзянко несколько раз рекомендовал Протопопова именно на этот пост, даже в конце ноября 1916 г., во время аудиенции в Ставке, за несколько часов до которой он буквально сбежал от своего протеже, чтобы не здороваться с ним¹⁶) и заменой его на князя Шаховского он достигнет сотрудничества с думцами¹⁷. Казалось бы, Протопопов должен был стать приемлемой фигурой – даже по еврейскому вопросу он нашел взаимопонимание с Эдмондом де Ротшильдом, его взгляды на необходимость укрепления русско-французского союза вызвали уважение президента Франции, который уже в июне 1916 г. отметил, что Протопопов может стать министром¹⁸. Выбор Трепова не был случайным.