1918 год: расстрелянное лето

Стоило мне обернуться, как сразу стало понятно, что это перебранка извозчиков, деливших оставшихся пассажиров. Среди них я заметил незнакомку, которой помог в поезде. В этот самый миг она обернулась, узнав меня, приветственно помахала рукой, после чего что-то сказала рядом стоящей молодой женщине. Та, в свою очередь, обернулась в мою сторону. На меня смотрела девушка с тонкой талией и высокой грудью, сочетая в себе молодость, красоту и изящество. Это как идешь по музею, любуешься произведениями искусства, а в какой-то момент останавливаешься и замираешь перед картиной или статуей, которая неожиданно понравилась больше всего. Объяснить ты не можешь, но при этом понимаешь, что это что-то затронуло в твоей душе. Так случилось со мной сейчас, что-то в ней выделило девушку для меня в общей человеческой массе. Нет, это была не внезапно вспыхнувшая любовь, а осознание ожившего варианта женской красоты, которую мне раньше только доводилось видеть на картинах старых мастеров. Внезапно девушка нахмурилась, и только теперь я осознал, что довольно неприлично долго смотрю на нее. Оказалось, что я на минуту потерял над собой контроль, чего со мной прежде не случалось. Очнувшись, я снова окинул уже обеих девушек взглядом, общее сходство сразу наводило на мысль, что они сестры.

«Что ж, пойдем, познакомимся».

Когда я подошел, перебранка закончилась. В одну из пролеток сейчас загружалась семья, а второй извозчик загружал чемоданы девушек в свое транспортное средство. Уже подходя, я заметил на пальце старшей сестры кольцо.

– Здравствуйте, – нейтрально поздоровался я, играя роль скромного мастера-часовщика.

– Здравствуйте, – почти в один голос ответили мне сестры.

– Эй, гражданин-товарищ-барин! – раздался голос веселого чернявого извозчика, уже забравшегося на облучок. – Не отвлекай! Барышни ехать хотят! Или ты тоже желаешь с ними?!

– Я бы поехал, – ответил я, – вот только не знаю: может, мне с барышнями не по пути?

– Правильно, парень! – поддержал меня другой извозчик. – С ним поедешь, без штанов останешься! Поехали со мной! Домчу быстро!

– Пожалуйста, поедемте с нами, – неожиданно попросила меня старшая из сестер.

– Хорошо. Едем, – согласился я, затем помог забраться сестрам, после чего сел сам. Извозчик звонко чмокнул, тронул вожжи, и мы поехали. На минуту установилось неловкое молчание, которое прервала старшая сестра:

– Большое вам спасибо за Дашу.

– Не стоит благодарности. Забудьте. Разрешите представиться. Василий Медведев.

– Екатерина Михайловна.

– Дарья Михайловна, – представилась младшая сестра. – Вы москвич?

– Нет. У меня тут дело. Закончу, уеду, – неопределенно и коротко ответил я.

– Как вам Москва? – спросила меня Даша. – Мы не были здесь год, и у меня такое ощущение, что мы попали в чужой, враждебный нам мир.

– Дарья, я же тебя просила! – тут же последовала отповедь старшей сестры.

Она не стала ничего уточнять, но и так было видно, что Катя говорила о длинном языке сестренки.

– Не знаю. Поживу немного и тогда скажу свое мнение.

После моих слов разговор замолк окончательно. Продолжать знакомство в моем положении не имело смысла, хотя с сероглазой красавицей Катей я бы с удовольствием снова встретился. Тонкая материя платья настолько облегала высокую грудь молодой женщины, что невольно притягивала мой взор, поэтому я старался смотреть на улицу, сравнивая ее с современной Москвой и пытаясь угадать, где мы едем, но так и не понял. Чем дальше мы ехали, тем больше портилось настроение у сестер, похоже, такая Москва им совсем не нравилась.

Если в Ростове на улицах было много офицеров, то здесь – много солдат и матросов. Причем они не шагали в строю, с командирами, а просто бродили толпами, показывая друг другу пальцами, что их удивило, при этом они весьма походили на экскурсантов. Обыватели видно привыкли к подобным группам, так как в упор не замечали, обтекая их по сторонам и спеша по своим делам, зато настороженно смотрели на людей с оружием, которых также было немало на улицах. Это были мелкие отряды, патрули с повязками на рукавах и грузовые автомобили, куда-то везущие вооруженных людей. Все вместе они создавали впечатление, что Москва на осадном положении. В проезжавших мимо нас легковых автомобилях часто сидели товарищи в кожаных фуражках со звездочками и кобурами на поясе. Афишные тумбы были просто обклеены сверху донизу декретами большевистского правительства. На стенах домов и заборов висели нарисованные на красных полотнищах разные лозунги и плакаты, призывавшие строить первое в мире пролетарское государство, бороться с классовыми врагами: белогвардейцами и буржуазией. На одном из перекрестков заметил какого-то агитатора, который, потрясая сжатой в руке газетой, о чем-то вещал перед десятком собравшихся перед ним слушателей. В атмосфере Москвы, в отличие от Ростова с его спокойствием и благодушием, чувствовалась неуверенность и нервозная напряженность.