1918 год: расстрелянное лето

– Эй! Мы к тебе по-свойски, а ты морду воротишь! Или ты из белогвардейских шпиенов? Так мы тебя живо сдадим кому надо! Там тебя к стенке живо поставят! – видя, что не получается уговорить, жулье решило меня запугать.

«Совсем страх потеряли».

Мне хватило нескольких секунд, чтобы оценить внешний вид двух мужиков средних лет, после чего решил, что у них должны быть при себе деньги. А деньги лишними никогда не бывают. Да и проучить их не мешало.

Сделал испуганное лицо:

– Вы что? Я свой, товарищи. Я это… к тетке ездил.

– Мы тебе не товарищи, белогвардейская морда! Все, наше терпение лопнуло…

– Все! Все! Я понял, товарищи. Только давайте отойдем в сторону, где потише.

Жулики довольно переглянулись, ухмыляясь. Какие же они ловкие и изворотливые, на пустом месте простака развели!

– Идем, идем! И бежать не вздумай! Ежели что, у меня и револьверт есть!

Они повели меня с перрона в сторону, где рядом с железнодорожными путями стоял небольшой домик, непонятного мне предназначения. Ни двери, ни окон в нем не было, просто каменное строение с крышей. Поставив мешок на пол, я наклонился, сделав вид, что хочу его развязать. Потеряв всякую осторожность, оба жулика придвинулись ко мне, а спустя две минуты оба уже лежали, скорчившись, на полу и стонали. Для вящей убедительности пару раз врезал сапогом по ребрам каждому из перекупщиков, после чего спросил:

– Жить хотите?

– Хотим! Хотим!

– Тогда карманы выворачивайте. Живо! – теперь я разыгрывал роль бандита.

– Так откуда у нас деньги? Мы сами… – но вид выхваченного из-за голенища ножа сразу заткнул рот говорливому перекупщику.

– Это что, все? – возмущенно спросил я, когда пересчитал деньги. – За эти гроши вы хотели купить у меня три фунта отличного сала? Где ваша совесть, граждане? А ну, шелупонь подзаборная, сымай сапоги! Живо!

Спустя пять минут к шестидесяти трем рублям, которые я нашел в карманах незадачливых перекупщиков, было прибавлено еще семь сотен, которые обнаружились в голенищах сапог.

– Смилуйся, господин барин! У нас детишки малые! Пожалей! Хоть половину отдай! Христа ради, прошу! – жулики совсем раскисли, и очень возможно, что слезы, которые текли по небритым щекам одного из них, были настоящие.

– Сегодня который день недели, граждане жулики?

Те недоуменно переглянулись, потом один из них неуверенно сказал:

– Кажись, вторник.

– Не повезло вам. По вторникам не подаю.

Закинув вещевой мешок за плечи, я прошел через Саратовский вокзал, где значительно поубавилось народу, и вышел на привокзальную площадь. После прошедшего недавно дождя везде была жидкая грязь, которую надо было обходить. А в ней чего только не валялось! Шелуха от семечек, мусор, обрывки бумажек, обломки разбитого ящика. Мужчины, те, кто в сапогах, шли не разбирая дороги, а тем, кто был в ботинках, приходилось искать путь посуше, не говоря уже о женщинах, которые при этом старательно поднимали подолы своих длинных платьев. Что на вокзале, что здесь, на привокзальной площади, «буржуев» среди прохожих было в десятки раз меньше, чем в том же Царицине. Позже я узнал, что одеваясь а-ля пролетарий, горожане таким образом маскировались от проявлений гнева «освободившегося от оков капитализма» простого народа. Своим видом я отлично вписывался в ряды пролетариев. За дни моего путешествия я хорошо загорел, кожа обветрилась. Кепка, рубашка-косоворотка, серый пиджак, брюки, заправленные в сапоги, и заплечный мешок за плечами отлично подходили выходцу из простого народа. Очки я не стал надевать, аккуратно спрятав их в кармане пиджака. У киоска с квасом выстроилась небольшая очередь. Посмотрев на них, невольно облизал губы – хотелось пить. В пятидесяти метрах, рядом с афишной тумбой, располагалась стоянка извозчиков – биржа. Именно от нее сейчас в разных направлениях разъезжались по домам наиболее состоятельные пассажиры. За стоянкой, еще дальше, располагались телеги, на которых пассажиры, при нужде, перевозили по городу крупногабаритный груз, – ломовые. Тренькнул проезжавший мимо трамвай, набитый народом, который висел даже на подножках. Проследив за ним взглядом, я решил, что на нем точно не поеду, так как человеческая толчея мне надоела еще в вагоне.

«Попью кваса и возьму извозчика», – решил я, но не успел сделать и пары шагов, как от стоянки «водителей кобыл» раздались чьи-то сердитые крики.