Но вот стихла орудийная и ружейная стрельба — вошли избавители… Жизнь казанцев начала выпрямляться, как цветок из-под давившего его камня; лица граждан, до того хмурые, забитые, повеселели, и опять затрепетала, как выпущенная на свободу птица, повседневная жизнь.
К сожалению, это состояние длилось недолго — был упущен важный момент закрепления взятых позиций. Вместо этого начались бесконечные митинги, всевозможные собрания, заседания, резолюции, голосования и все то, что в конце концов явилось одной из важнейших причин неудач в борьбе с большевиками. Чувствовалась бессистемность, неуместная нервозность, суетливость. Все это остановило порыв, движение вперед, а самое главное, не был захвачен железнодорожный мост у Казани, дабы пресечь накапливание большевистских сил.
А между тем опять начались бои; большевики, бежавшие вначале без оглядки при одном имени «чехи», оправились, ибо первый удар, который был настолько ошеломляющим своей неожиданностью, что, при условии дальнейшего его развития, чешские, сербские отряды и русская добровольческая Народная армия могли бы, чуть ли не на плечах бегущих коммунистов, выйти на Московскую дорогу, — этот первый удар не был своевременно развит, и это случилось по многим причинам.
Я лично считаю эти причины следующими: 1) отсутствие определенного задания у руководителей движения; 2) полная неспособность поставить дело не на митинговую, а на серьезную, чисто военную почву; 3) не было дано населению действительной уверенности в правоте этого дела из-за бесконечной расплывчатости лозунгов, провозглашаемых на митингах и в воззваниях; 4) отсутствие единой руководящей авторитетной роли у главнокомандования, так как генерал Чечек не был популярен среди русского населения и отрядов, а следовательно, и не имел достаточного авторитета; 5) открытый вывоз золотого запаса из кладовых государственного казначейства и перевод его в депозит эсеровского Комуча. Последнее послужило одним из сильнейших средств пропаганды большевиков, во множестве оставшихся в Казани, вследствие опять-таки недостаточного устройства административного аппарата и непринятия соответствующих мер, как для борьбы с этими элементами, так и для борьбы с их пропагандой.
Большевики распространяли слухи, что чехи и эсеры пришли не для освобождения Казани, а для вывоза русского народного достояния — русского золота, и что они это проделают и в других городах. Эта пропаганда возымела свое действие и в сильной мере воспрепятствовала дальнейшему притоку добровольцев.
Так как ни уговаривания, ни воззвания, ни митинги не помогали, то в отношении местного крестьянского населения были приняты крутые меры — вплоть до насильственной мобилизации крестьян с угрозами расстрела дезертиров.
Но население в своей массе оставалось глубоко равнодушным к различного рода «демократическим» призывам, ибо оно уже один раз больно обожглось на этих лозунгах; и действительно, сулили ему и красный рай, и братство, и равенство, и свободу, и землю, и волю, а вместо этого оно получило цепи рабства и неслыханный гнет III Интернационала. Очевидно, крестьяне и рабочие помнили пословицу «Изверившись в рубле, не поверим и в игле» и оставались безразличными, думали свою думу, тяжелую, непроницаемую…
А бои под Казанью развивались, становились упорнее, ожесточеннее, силы большевиков увеличивались, а наши слабели. Появились убитые и раненые — много раненых. Общеславянская кровь как бы венчала общий подвиг четырех братских славянских народов: русских, сербов, чехов и словаков. Единственный раз за все время борьбы эта кровь братского единения являлась ярким символическим лучом в наступившей затем тьме деморализации, охватившей чехословацкие легионы, когда они от берегов Волги покатились назад и когда на все просьбы о помощи их вожди со спокойствием, граничащим с цинизмом, отвечали: «Мы не вмешиваемся в русские дела, наша политика — рельсы».
Но еще не было произнесено этих предательских слов, еще на чехах и словаках почивал великий дух героев 3 борова и Бахмача, и они еще дрались как соколы, мужественно отбиваясь от черного воронья — интернациональных сил, среди которых было немало мадьяр, латышей, австрийцев и немцев, переодетых в красноармейскую форму и организованных в особые отряды.
Среди чехов особенно выделялся из командиров доблестный Швец — всегда в бою, всегда на позиции…
Душой и вдохновителем русского отряда на Волге был молодой офицер Каппель; его добровольческий отряд, состоящий большей частью из офицерства, студенчества и гимназической молодежи, творил чудеса храбрости. Он держал в страхе большевистские силы и оборонял до последней возможности весь так называемый Услонский район, на другом берегу Волги, отгоняя с помощью одной лишь пушки большевистские банды — не только на суше, но и на реке.