1918-й год на Востоке России

Во избежание задержки у штаба мы решили проехать задами, а ввиду незнания дороги я начал уговаривать нашего хозяина, явно не сочувствовавшего красным, проводить нас до леса, начинавшегося верстах в четырех от села. Однако боязнь ответственности заставила его наотрез отказать.

Ощущение сырости, незнание местности, возможность быть вновь задержанными патрулями красных были весьма неприятны. В каждом кусте, каждой точке, чернеющейся на начинающемся светиться горизонте, чудился верховой. Лошадь мы гнали насколько могли, но благодаря грязи пришлось все же идти пешком. Через некоторое время, уже недалеко от леса, мы нагнали какие-то подводы. Это оказался довольно большой обоз, шедший с беженцами из города Кузнецка Саратовской губернии, откуда они бежали со своим скарбом ввиду происшедшего налета на город анархистов, сопровождавшегося страшной кровавой бойней. Все эти беженцы стремились на восток, думая найти убежище и безопасность у чехов.

Узнав от нас, что мы вырвались от красного разъезда, весь этот обоз, растянувшийся на порядочное расстояние, всполошился, дремавшие люди встрепенулись и, в испуге повторяя «красные, красные», начали стегать лошадей; пассажиры спешились и бежали рядом с телегами. Картина была до того курьезная, что, несмотря на довольно серьезное положение, без смеха нельзя было смотреть на эту растянувшуюся по дороге ленту лошадей, телег и бегущих, с поднятыми на голову подолами от шедшего довольно сильного дождя, людей. Как вся эта компания проскочила мимо застав, один бог знает. Вероятно, загулявшие с вечера красноармейцы под утро крепко заснули и прозевали обоз.

Добравшись до леса, тянувшегося до села, занятого, по слухам, чехами, верст на шесть, мы вздохнули свободнее. Тут уже легче нам было спастись, свернув в нужный момент с дороги в чащу. Однако опасения оказались напрасными, и мы никаких разъездов или дозоров более не встречали. В деревне, находящейся на чешской стороне, тоже никаких дозоров не оказалось, и только уже дальше, верстах в 25 за этим селом, нам попались двое верховых с белой повязкой на рукаве, принадлежавших к составу Народной армии, собственно же чехов не было в этом районе совсем.

Приближаясь к Сызрани, мы видели в стороне линии железной дороги, как вышедший броневой или просто вооруженный поезд обстреливал шедший навстречу паровоз красных. Каких-нибудь частей войск мы не встречали по дороге совершенно. Впечатление было такое, что идет спор за обладание полотном железной дороги и занятие или оставление деревень происходило исключительно по этим соображениям. Население к белым или, как оно говорило, к «чекам» было благожелательно, и только местами говорили, что белые уже несколько месяцев не платят добровольцам жалованья. Зато указывалось на обилие на Волге продуктов, белого хлеба, на свободную торговлю, и последняя в особенности казалась населению ценной. Таким образом, я добрался на 12-й день на Волгу. Это было 6 сентября по старому стилю.

При въезде у нас спросили документы, но это делалось более для формальности. Вообще картина представлялась отнюдь не боевой, и жизнь во всем этом районе имела самый мирный, безразличный характер.

У белых

Если прилегающая местность к Сызрани не была занята войсковыми частями и не имела вида театра военных действий, то сам город Сызрань был настоящим военным лагерем. Вся власть как в городе, так и на станции железной дороги была в руках чехословаков, образовавших свои штабы, комендатуры, контрразведки. Русские части были в этот момент на фронте, и жизнь населения руководилась чехами.

Порядок в городе был сравнительно хороший, то есть никаких поражающих глаза ненормальностей или уклонений от общего типа прежней жизни русских городов заметно не было. В магазинах товары были, продажа съестными продуктами шла везде. На базаре на площади, в лавках по городу можно было видеть и белый хлеб, и сливочное масло, и притом по весьма недорогим ценам. Урожай 1918 года был очень хороший, и потому недостатка продуктов при свободной торговле не было.

Ощущение возможности ходить, свободно ходить по городу, быть равноправным с другими гражданами, после порядков Совдепии, было исключительно приятное, и кто не пережил этого контраста между моральной подавленностью и внешней хотя бы свободой передвижения по городу, соединенной с чувством защиты и возможностью искать ее у властей, вероятно, не поймет переживаемого мной в тот момент.

Но в это время население уже переживало неприятные дни, так как после падения Казани, Симбирска, Хвалынска фронт стал постепенно приближаться и к Сызрани. Появились слухи о продвижении красных на степном берегу Волги, в пределах Николаевского уезда. Речная Волжская флотилия вела в эти дни бои с красными пароходами всего в 30–70 верстах по реке книзу, и, ввиду серьезности положения, было отдано распоряжение рыть окопы вокруг Сызрани. Для этой цели было мобилизовано население, и можно было видеть лавочников и местных буржуев, нанимающих для работы за себя охотников из чернорабочего люда, на что стояла цена около 12 рублей за день.