1918-й год на Востоке России

Не желая вступать в бой, медленно начал отходить из городка «Н». Отступаем со всеми предосторожностями. Застава в авангарде и застава в арьергарде. Наш проводник, а теперь наш доброволец Петр Петрович Мищенский, почтовый чиновник этого городка, разоблачивший комиссара Хмельницкого, пошел с нами, оставив семью. Он знает хорошо эту местность и все дороги и тропы, что очень ценно для нас. Мы шли к железнодорожному разъезду (названия не помню). Приблизительно в 15–20 верстах от оставленного нами городка. Какой-то партизанский отряд на дороге у нас окопался и пытался пересечь нам дорогу, но… я использовал мой любимый прием, заимствованный мною от полковника Радзевича. Этот прием пока что еще ни разу не подвел меня. Так было и тут. Рассыпав одну роту в цепь, полуроту послал в обход правого и левого фланга партизан. Как только красные увидели, что мы обходим их, они сразу же стали отходить, но было поздно — они были в кольце. Пленных не брали, а главаря, вытянув из стога сена, тут же расстреляли. Он был сапожником из города Самары, как он попал сюда, было загадкой, но это нас особо не интересовало.

Вся наша Волжская группа собралась недалеко от города Бугульмы. Генерал Сахаров был назначен командующим Волжской дивизией, состоявшей из трех полков: Казанского, Симбирского и Самарского (Сахаров был произведен в генералы за его храбрость и решительность).

Наш Казанский полк состоял из двух батальонов. Первым командовал я, вторым капитан Лебедев. За первым батальоном еще сохранилась кличка «Железные Аллаяры», но, к сожалению, от наших «Аллаяр» не так много осталось в строю. Татары потеряли свой боевой пыл в связи с нашими постоянными отступлениями и постепенно расходились по здешним татарским селам. В батальоне осталось не более 200 штыков, плюс 100 штыков «детей», из коих и пришлось пополнить роты.

Питались мы плохо, отдыха совсем не имели. Все время в боях и отходах. Второй батальон нашего полка совсем растаял, насчитывал всего около 100 штыков, в ротах иногда было по 10–15 человек.

Сравнительно за небольшой период времени Белой борьбы мы, строевые офицеры-бойцы, убедились в том, что наше главное несчастье — это наш тыл. Все честные и храбрые стремились на передовую линию огня, а все жалкие, ничтожные устраивались в тылу. Мы грудью и кровью своей, с винтовкой в руках, захватывали и освобождали от красной нечисти села и города, — казалось бы, что наш тыл должен был закрепить за нами освобожденные территории… Но, к нашему глубокому сожалению и разочарованию, получилось совершенно обратное. Пополнения живой силой мы не получали, снаряжение, обмундирование и продовольствие тоже не доставлялось. Мяса мы не видели месяцами, пользовались тем, что с боем отбирали у противника. Нам на фронте нужны бойцы, а в это время в тылу появились какие-то гвардейские формирования — в их штабах сидят сотни офицеров-шкурников, не желающих подвергаться опасности. Конечно, ни одной части не было сформировано, да они и не собирались этого делать. Вместо формирования частей формировались различных оттенков и характеров самые отъявленные социалисты. Появилась их подлая, разлагающая наш тыл литература. Началась травля друг друга, и в дополнение ко всей этой неразберихе неожиданно для нас создалось какое-то Временное правительство в городе Уфе под председательством генерала Болдырева[34], Аебедева и т. д. Кто они такие? Нас об этом не спрашивали, а просто преподнесли нам как факт совершившийся. Повадки всех этих правителей так нам знакомы по 17-му году! Это они предали нашего любимого Государя Императора, а теперь они «правители» за нашими спинами.

Тыл совершенно разложился и, конечно, дать что-либо на фронт не мог. Наши ряды постепенно редели. Мы шли из одного боя в другой. Месяцами мы не знали, что такое спокойный сон, не говоря уже о бане. При таких условиях невозможно было выделить с фронта маленькую боевую часть и отправить ее в тыл для наведения порядка, дабы выбросить всю эту социалистическую рвань из правительства. Чем дальше мы отступали, тем более мы верили, что так продолжаться не может. Наша Волжская повстанческая армия огрызалась, идя с жестокими боями. Мы подсчитали, что на одного нашего боевого солдата приходилось до 25 красных солдат. Командующий генерал Каппель был нашим ореолом. Много раз мы неожиданно переходили в контрнаступления и гнали красных почти до Волги, а затем, не имея достаточно живой силы, снова медленно отходили.

Генерал Каппель не позволял нам окапываться и ждать противника. Он хорошо учитывал, что с такими силами, как у нас, невозможно и думать о позиции с окопами. Противник своей массой легко мог окружить и раздавить нас. Поэтому он постоянно нас перебрасывал то вперед, то в тыл красных. Мы были так близки к нашей родной, великой реке Волге, что, получив хорошее пополнение, мы были бы снова в Симбирске, Казани, Самаре. К сожалению, этого не случилось. Мы только получали бесконечные обещания и крики с пустыми лозунгами из Уфы, где заседала Директория Учредительного собрания.