1922: эпизоды бурного года

Не видя друг друга, влюбленные изливали чувства в письмах. Из сохранившихся очень немногие принадлежат Фредди, в основном сохранились письма Эдит, и они вовсе не помогли ей на суде. Когда Фредди был в отъезде, она слала ему длинные письма, в деталях описывая свою жизнь день ото дня и признаваясь Фредди в любови во все более экстравагантных выражениях. В некоторых письмах содержались туманные намеки, которые после обвинение истолкует как предыдущие попытки убить мужа. Если таковые и имели место, то они были нерешительные и не принесли плодов, но, скорее всего, Эдит всего лишь фантазировала об этом. Так она и говорила после. В одном из писем Эдит рассказывает Фредди: «Трижды я использовала лампочку, но на третий он нашел осколок, так что я сдалась. Я жду тебя». Добавляла ли она мужу в еду осколки лампы накаливания? Возможно. Но также возможно, что она воображала себя на месте героинь тех мелодраматических романов, которые так любила читать. В другом письме она рассказывает, как Перси жаловался на горький чай, и замечает: «Теперь я думаю, что куда бы я это ни положила, вкус тоже будет горький. Он узнает его и станет еще пуще меня подозревать…» На суде адвокат спросил у Эдит: «То, что вы описываете, происходило на самом деле?» Эдит ответила: «Нет».

Когда Фредди вернулся в Англию в последний раз, в конце сентября 1922 года, все было готово для трагедии. 3 октября Томпсоны ходили на фарс Бена Трэверса в театр «Критерион» в Вест-Энде. После представления они сели на обратный поезд в Илфорд, сошли на своей станции и отправились домой пешком. На Белграв-роуд из тени вышел какой-то человек, вооруженный ножом, и напал на Перси. По словам свидетеля, Эдит кричала: «Не надо, ох, не надо!» Умирающий Перси упал на землю. Кроме дюжины поверхностных порезов, ему нанесли три глубокие раны, смертельный удар перерезал сонную артерию и яремную вену. Перси истек кровью на месте преступления. Сто сорок метров он не дошел до дома. Как показали несколько свидетелей, Эдит «билась в истерике». В какой-то момент она сказала в ужасе: «На мне столько крови!» Потом она спросила у врача, прибывшего на место: «Почему вы не пришли раньше и не спасли его?» Позже, когда ее отвели домой, она сказала полисмену: «Во всем обвинят меня».

В своих первых показаниях Эдит не упомянула ни нападение, ни нападавшего. По ее словам, они с Перси шли от станции домой, когда ему вдруг стало плохо. Почти с комическим пафосом она описала, как он воскликнул: «Батюшки!» – и упал на нее. «Я выставила руку вперед, чтобы поймать его, и обнаружила кровь: я думала, это у него изо рта. Я пыталась удержать его на ногах, он проковылял метр-другой до Кенсингтон-Гарденс, снова потерял равновесие у стены и сполз по ней на землю».

Но несмотря на молчание Эдит, полиция подозревала Фредди Байуотерса. Через несколько дней он должен был отплыть из Англии на корабле под названием «Морея», стоявшем на якоре в порту Тилбери. Но до отплытия его нашли в доме, который принадлежал родителям Эдит, и арестовали. Трудно поверить, но он явился туда, чтобы, как обещал прежде, сводить в кино Эвис. За домом, конечно, следили. В участке Эдит увидела Фредди впервые со дня убийства. Офицер, ведший дело, утверждал, что это случилось непредвиденно, но куда более вероятно, что полиция подстроила встречу. Разумеется, Эдит была потрясена. Она разрыдалась, выкрикивая: «Зачем он это сделал! Я не хотела! Боже, Боже, что мне теперь делать!» Встреча с Фредди заставила ее изменить показания и признать, что она узнала в человеке, напавшем на мужа, Фредди Байуотерса. Через несколько часов Фредди признался в убийстве, хотя и твердо заявил: «Я не собирался его убивать». Он, впрочем, не демонстрировал раскаяния и весьма очевидно презирал Перси. «Я напал на Томпсона, потому что он не был мужем своей жене. Он гаже змеи. А я любил Эдит и не мог больше смотреть, как ей плохо».

К этому времени полиция решила, что Эдит подстрекала Фредди – нет, более того, вступила с ним в преступный заговор, замыслив убить мужа. Она не менее виновата, чем он. Обоим предъявили обвинения в убийстве. «А она здесь причем?» – спросил сбитый с толку Фредди, когда об этом услышал. Его удивление понятно. Вина Фредди была несомненна. Как сказал ему бестактный каторжанин во время предсудебного заключения в Брикстоне: «Труба тебе, старина. Голову тебе снесут, как пить дать». Но обвинения против Эдит не имели практически никаких оснований. По крайней мере, так было, пока полиция не обыскала каюту Фредди на «Морее» и не нашла там стопку писем, которые он получал от Эдит. Та просила его уничтожить письма и не знала, что он этого не сделал. Теперь суд использовал их против нее.