1922

Полагаю, что Харлан и Салли Коттери видели эту записку. Если так, они видели, что мой сын поставил свою подпись в сердечке. Интересно, именно это убедило Шеннон. Интересно, нуждалась ли она вообще в убеждении. Возможно, больше всего на земле она хотела сохранить (и узаконить), ребенка, которого уже полюбила. Этот вопрос Арлетт своим ужасным шепотом, никогда не поднимала. Вероятно, ей было все равно.

Генри возвращался в переулок каждый день после той встречи. Я уверен, что он знал, что полицейские могли прибыть вместо Виктории, но полагал, что у него не было выбора. На третий день его дежурства она пришла.

— Шен написала ответ сразу же, но я не могла прийти раньше, — сказала она. — Один косячок обнаружили в той дыре, которую у них хватает наглости называть музыкальной комнатой, и пингвины стали очень агрессивны с тех пор.

Генри протянул руку для записки, которую Виктория передала в обмен на сладкий махорочный табак. Было только четыре слова: Завтра днем. Два часа.

Генри обнял Викторию и поцеловал ее. Она смущенно засмеялась, сверкая глазами.

— Черт возьми! Некоторым девчонкам достается все.

Им, несомненно, достается. Но если учесть, что Виктория оказалась с мужем, тремя детьми, и хорошим домом на Мэйпл-Стрит в лучшей части Омахи, а Шеннон Коттери не пережила тот проклятый год… кому из них скажите, повезло?

У меня есть немного денег, и я знаю, как достать еще, писал Генри, и он сделал это. Спустя несколько часов после целования дерзкой Виктории (которая взяла записку для Шеннон, в которой он сообщал, что будет там с колокольчиками на спине), молодой человек с плоской кепкой, натянутой низко на лоб и цветной банданой на рту и носу, ограбил Первый Национальный банк Омахи. На этот раз грабитель получил восемь сотен долларов, что было прекрасным трофеем. Но охранник был моложе и с большим энтузиазмом относился к своим обязанностям, что было не так уж хорошо. Вору пришлось выстрелить ему в бедро, чтобы сбежать, и хотя Чарльз Гринер выжил, инфекция началась (я мог только посочувствовать), и он потерял ногу. Когда я встретился с ним в доме его родителей весной 1925 года, Гринер философски отнесся к этому.

— Мне вообще повезло выжить, — сказал он. — К тому времени, когда они наложили жгут на мою ногу, я лежал в чертовой луже крови примерно в шесть сантиметров глубиной. Держу пари, что потребовалась целая коробка порошка, чтобы убрать тот беспорядок.

Когда я попытался принести извинения за моего сына, он отмахнулся.

— Мне не стоило приближаться к нему. Кепка был надвинута низко, и бандана натянута высоко, но я хорошо видел его глаза. Мне стоило понять, что он не собирался останавливаться, пока его не подстрелят, и у меня не было шанса достать оружие. Это читалось в его глазах. Но я сам был молод. Теперь я старше. В том возрасте, до которого у вашего сына не было никого шанса добраться. Я сожалею о вашей потере.

После того дела у Генри было более чем достаточно денег, чтобы купить машину — хорошую, спортивную — но он знал лучше. (Когда пишу это, я снова чувствую гордость: слабую, но бесспорную.) Парень вроде него, который только неделю или две назад начал бриться, размахивающий достаточным количеством налички, чтобы купить почти новый «Олдс»? Это наверняка победило Джона Jloy в нем.

И так вместо того, чтобы купить машину, он украл ее. Не спортивную машину; он остановил выбор на хорошем, неприметном двухместном «Форде». Это была машина на которой он припарковался позади Святой Евсевии, и это была та, в которую Шеннон забралась, после того как прокралась из своей комнаты, спустилась вниз с саквояжем в руке, извиваясь через окно туалета, смежного с кухней. У них было время, чтобы обменяться единственным поцелуем — Арлетт не говорила этого, но у меня все еще есть свое воображение — и затем Генри направил «Форд» на запад. К рассвету они были на автомагистрали Омаха- Линкольн. Они, должно быть, проехали близко от его старого дома — и ее — примерно в три часа пополудни. Они, возможно, посмотрели в том направлении, но сомневаюсь, что Генри притормозил; он не хотел останавливаться на ночь в месте, где их могли узнать.

Их жизнь в роли беглецов началась.

Арлетт шептала больше о той жизни, чем я хотел знать, и у меня не хватает духа, чтобы написать больше чем голые детали здесь. Если хотите узнать больше, напишите публичной библиотеке Омахи. За плату они пошлют вам сделанные на гектографе копии историй, имеющих отношение к Влюбленным Бандитам, как они стали известны (и так называли себя). Вы можете даже найти истории в местных газетах, если не живете в Омахе; окончание рассказа сочли достаточно душераздирающим, чтобы обеспечить национальное освещение.

Симпатичный Хэнк и Милая Шеннон, как назвала их «Уорлд-Геральд». На фотографиях они выглядели невероятно молодыми. (И конечно были ими.) Я не хотел смотреть на те фотографии, но сделал это. Есть больше одного способа, быть укушенным крысами, не так ли?