1937

Уйдя от вопроса о том, каким образом троцкисты могли бы пропагандировать свои взгляды в СССР, Сталин сослался лишь на «уроки» прошедших процессов. «На судебном процессе 1936 года, если вспомните, Каменев и Зиновьев решительно отрицали наличие у них какой-либо политической платформы,— заявил он.— У них была полная возможность развернуть на процессе свою политическую платформу. Однако они этого не сделали… потому что они боялись открыть своё подлинное политическое лицо… На судебном процессе в 1937 году Пятаков, Радек и Сокольников стали на другой путь… Они признали наличие у них политической платформы, признали и развернули её в своих показаниях. Но они развернули её не для того, чтобы призвать рабочий класс, призвать народ к поддержке троцкистской платформы, а для того, чтобы проклясть её как платформу антинародную и антипролетарскую». В этом, одном из наиболее циничных пассажей доклада, Сталин изображал процессы такой ареной, на которой подсудимые обладали «полной возможностью» «призвать народ» к поддержке своих взглядов. Как следовало из сталинского доклада, они не сделали этого лишь потому, что платформа «современного троцкизма» сводилась к самым отвратительным вещам: вредительству, террору, шпионажу, реставрации капитализма, территориальному расчленению Советского Союза и т. п. Эту платформу, как заявил Сталин, подсудимые по указанию Троцкого прятали даже от «троцкистской массы» и «руководящей троцкистской верхушки, состоявшей из небольшой кучки людей в 30—40 человек» [717].

Впрочем, Сталин и после всех этих пассажей бросал спасательный круг тем бывшим троцкистам, которые оставались ещё на свободе. Первый шаг в этом направлении был сделан на пленуме ещё Молотовым, который предостерёг от огульной расправы над всеми бывшими троцкистами (напомним, что некоторые из них, например, Розенгольц, находились в зале пленума). «Теперь, товарищи, мы часто слышим такой вопрос,— говорил Молотов.— Как же тут быть, если бывший троцкист, значит, нельзя с ним иметь дело? …Больше того, совсем недавно в связи с разоблачением троцкистской вредительской деятельности кое-где начали размахиваться и по виновным, и по невиновным, неправильно понимая интересы партии и государства» [718]. В опубликованном тексте молотовского доклада это положение трактовалось ещё более «расширительно» и «либерально»: «Мы не можем считать ошибкой всякое назначение бывшего троцкиста на ответственный пост. Мы не можем отказаться от использования на ответственной работе бывшего троцкиста только за одно то, что когда-то, во время оно, он выступал против партийной линии» [719].

Подобные оговорки содержались и в докладе Сталина, который оставлял бывшим оппозиционерам некоторую щелочку, надежду на спасение. «Надо ли бить и выкорчёвывать не только действительных троцкистов,— вопрошал Сталин,— но и тех, которые когда-то колебались в сторону троцкизма, а потом, давно уже, отошли от троцкизма, не только тех, которые действительно являются троцкистскими агентами вредительства, но и тех, которые имели когда-то случай пройти по улице, по которой когда-то проходил тот или иной троцкист? По крайней мере такие голоса раздавались здесь на пленуме». Как и в наиболее острые моменты легальной борьбы с оппозициями 20-х годов, Сталин внешне отмежёвывался от экстремистски настроенных членов ЦК и выступал сторонником «гибких» решений. Он заявлял, что «нельзя стричь всех под одну гребенку… Среди наших ответственных товарищей имеется некоторое количество бывших троцкистов, которые давно уже отошли от троцкизма и ведут борьбу с троцкизмом не хуже, а лучше некоторых наших уважаемых товарищей, не имевших случая колебаться в сторону троцкизма». Этот тщательно продуманный пассаж преследовал двоякую цель: 1) указать лицам, «колебавшимся» в прошлом, что условием их выживания является особая активность в поддержке и осуществлении расправ над своими бывшими единомышленниками; 2) предупредить тех, которые «не имели случая колебаться в сторону троцкизма», что это не будет служить им индульгенцией, если они не примут активного участия в предстоящей чистке.

Оставив на долю местных руководителей самостоятельное решение вопроса о том, как следует расшифровывать приведённую им метафору («имели когда-то случай пройти по улице, по которой когда-то проходил тот или иной троцкист»), Сталин «защитил» и другую категорию «наших товарищей» — тех, которые «идеологически стояли всегда против троцкизма, но, несмотря на это, поддерживали личную связь с отдельными троцкистами, которую они не замедлили ликвидировать, как только стала для них ясной практическая физиономия троцкизма. Не хорошо, конечно, что они прервали свою личную приятельскую связь с отдельными троцкистами не сразу, а с опозданием. Но было бы глупо валить таких товарищей в одну кучу с троцкистами» [720]. Этот пассаж косвенно указывал, что причиной репрессий может стать «личная приятельская связь с отдельными троцкистами», если она не была «вовремя» прервана.