Доклад вызвал бурные прения. Многие руководители, выходя на трибуну, рассказывали об итогах проверки и обмена, о количестве исключенных и разоблаченных врагов, об ошибках, допущенных в ходе этих кампаний. На общем фоне особенно выделялись руководители УССР. Чуть более месяца назад, 13 января 1937 г. в отношении них Политбюро ЦК ВКП(б) вынесло специальное решение «О неудовлетворительном партийном руководстве Киевского обкома КП(б)У и недочетах в работе ЦК КП(б)У». На пленуме, помимо бывшего первого секретаря Киевского обкома П.П. Постышева, от лица украинского руководства выступили действующий первый секретарь Киевского обкома С.А. Кудрявцев, а также секретари Днепропетровского и Одесского обкомов, секретарь ЦК КП(б)У Н.Н. Попов, председатель СНК УССР П.П. Любченко. Причем Кудрявцев и Попов дважды рассказали собравшимся историю про исключение из партии П.Т. Николаенко, о ее борьбе за восстановление в партии и жалобах на украинское руководство в ЦК ВКП(б). Как выяснилось позднее, ораторы не случайно остановились на этом эпизоде и касался он не только Украины.
По сравнению с предыдущими докладчиками – Ждановым, Молотовым, Ежовым – Сталин никаких конкретных фактов, компрометирующих московскую парторганизацию, не озвучил. Роль разоблачителя беспорядков в столичной парторганизации взял на себя другой человек – первый заместитель КПК при ЦК ВКП(б) Яков Аркадьевич Яковлев. Его Хрущев помнил еще с 1925 г. Накануне XIV съезда ВКП(б) тот неофициально информировал украинскую делегацию о внутрипартийной борьбе сторонников и противников Сталина, готовил ее к дебатам с оппозиционно настроенными делегатами из Ленинграда с Зиновьевым во главе[420]
. То были первые навыки политического этикета, полученные Никитой Сергеевичем непосредственно в Москве.На вечернем заседании пленума 4 марта 1937 г. Яковлев коснулся нескольких вопросов, но значительное место заняла иллюстрация недостатков организационной работы Московского комитета партии. Причем жесткая критика затронула не только Хрущева.
Уже с самого начала Яковлев обратил внимание собравшихся, что отчет за вторую половину 1936 г. («огромная книжка») был выпущен только в феврале 1937 г., т. е. с задержкой. Далее на примерах Ростокинского и Дзержинского райкомов Москвы Яковлев начал доказывать, что в столице, рядом с ЦК, в большинстве случаев по формальным причинам, массово исключались рядовые партийцы. Описывая это, Яковлев, правда, оговорился: «Я не хочу, чтобы вы меня поняли так, что я хоть в какой бы то ни было степени умаляю значение проверки партийных документов и обмена партийных документов, – они помогли изгнать тысячи врагов». Но это замечание для Никиты Сергеевича было скорее ложкой меда в бочке дегтя.
Обвинения в адрес Московского комитета, несмотря на все оговорки, были жесткие. Яковлев не только риторически спрашивал, но и подводил зал к определенным выводам – «не являются ли сигналом такие факты […], что и в московской организации имеет место та атмосфера простодушия, взаимного самовосхваления, […] которые создают атмосферу безнаказанности для троцкистских агентов иностранного капитала». В его выступлении содержались прямые обвинения московских руководителей: «МК подменил те поиски врагов партии, которых ЦК требовал во всех решениях по проверке партийных документов». Назывался даже ответственный за все происходящее – «в московской организации […] все, что делается, все, что происходит, – хорошо, разумно и прочее, – все это имеет универсальную формулу: “По инициативе Никиты Сергеевича”». Последнее утверждение могло намекать на формирование в столице культа Хрущева.
Если целью Яковлева было привлечь внимание Сталина к недостаткам в работе столичной парторганизации, находящейся буквально рядом с ЦК, то ему это удалось. По ходу выступления Сталин четыре раза подавал недовольные и вопросительные реплики, расценив отдельные примеры как «безобразие». Знакомясь позже с фрагментами стенограммы, вождь посчитал нужным оставить все свои реплики, хотя некоторые из них подредактировал[421]
.