Не менее остро проходили активы в военно-учебных заведениях столицы. Например, на активе в Военно-воздушной академии РККА (Ленинградский район Москвы) один из участников коснулся темы «зажима самокритики». По его мнению, это происходило по принципу “критикуй, невзирая на лица, но посматривай на петлицы”, однако в скрытой, незаметной форме: «Тов. Ермолаев, комиссар нашего фак[ульте]та на выступление любого члена партии, невзирая на лица, не рекомендует смотреть на петлицы, но по каждому правдивому партийному, хорошему, самокритичному выступлению, он обязательно, с присущим ему смаком, энергичностью, с присущей ему ловкостью растеребит и в кишки, и в прыжки, и в навертышки… (
Не отставали по накалу страстей и активы в творческих организациях. Собрание актива в Комитете по делам искусств продолжалось 5 дней – с 25 по 29 марта. Примерно перед 500 собравшимися выступил глава Комитета П.М. Керженцев[440]
. Критиковали тех деятелей культуры, которые либо подвергались в прошлом серьезной партийной проработке, либо вплоть до последнего времени были тесно связаны с уже арестованными партийными, хозяйственными руководителями. Свои впечатления от доклада сразу же записал в дневнике драматург А.К. Гладков, работавший в театре В.Э. Мейерхольда: «На активе работников искусства, посвященном итогам февральско-мартовского пленума, Керженцев “признает свои ошибки”. Оказывается, главная его ошибка в том, что он мало критиковал себя за то, что когда-то восхвалял Мейерхольда. Неожиданно напал на неприкосновенную обычно Наталью Сац. Говорили, что она была близка с бывшим замнаркомвнудел, а ныне замнаркомсвязи Прокофьевым. Наверно, Керженцев учуял его возможное (а, скорее всего, и неизбежное) падение вместе с его шефом. Ю. Славинский назван “врагом народа”, “дружком Томского”. Потеряны все приличия. Он “враг”, потому что он “друг”. Но всего удивительней, что мало кто замечает эти нелепости и это уже никого не удивляет»[441].Не обошелся Керженцев и без ставшей уже традиционной критики деятельности Фурера. «Происки и подвох троцкиста Фурера» Керженцев увидел в организации Московского театра народного творчества. Однако пример был выбран неудачно. Уже на следующий день докладчик признал свою ошибку и пояснил, что театр был организован по инициативе МК ВКП(б) [442]
.В прениях по докладу выступили свыше 50 человек. Среди них были и те, кого критиковали в докладе. Выступление В.Э. Мейерхольда привлекло внимание многих. Гладков так описал его в своем дневнике: «Сегодня В.Э. выступал на “активе”. Он заявил, что согласен с тем, что в прошлом году, во время дискуссии о формализме, занимал “нечеткую позицию”. Потом зачем-то стал бичевать конструктивизм в театре и сказал, что он несовместим с реализмом. И так далее – все довольно неудачно, т. е. неубедительно. Самое худшее: мне все время казалось, что всем заметно, что он не искренен. Он не трус, нет, но ему хочется заработать себе право на спокойную работу. Во время его речи Боярский все время что-то записывал. Какое противное у него лицо! Да и Керженцев тоже хорош! Куда делись умные русские интеллигентные лица? Народу на “активе” было порядочно и, когда В.Э. начал говорить, в зал вошли все курильщики и кулуарные болтуны. Его выступление, видимо, всех разочаровало – и друзей, и врагов. Для одних он чересчур “кается”, для других – маневрирует. Я после постарался поскорее ускользнуть, чтобы не говорить ему сгоряча о своем мнении. Лукавить не хочется, а бранить его будут и без меня». Критическую оценку выступлению Мейерхольда дал и отдел культурно-просветительской работы ЦК ВКП(б): «Обращает на себя внимание выступление Мейерхольда как поверхностное, подхалимское, неглубокое выступление»[443]
.Однако работниками ЦК ВКП(б) было воспринято скептически не только выступление Мейерхольда. Схоже они оценили речь другого раскритикованного театрального деятеля: «Руководитель детского театра т. Сац выступила позерски, неискренне». Даже председатель Комитета по делам искусств получил свою долю критики: «В заключительном слове т. Керженцеву не удалось поднять вопросы на большую принципиальную высоту. Тов. Керженцев разбросался по мелочам, стремился ответить всем ораторам и его речь не носила мобилизующего характера»[444]
.