1937-й Сталина

Не сразу понял, что инженер протягивает мне тот самый номер «Техники молодёжи» от 1937 года:

– Возьмите журнал. Берите-берите, напишите про это. Пусть товарищи знают как оно было! Непременно напишите!

Домой добрался весь погружённый в мысли. Очнулся уже за письменным столом. В руках пожелтевший от времени журнал и конверт с адресом. Да было ли всё это?

Аппарат инженера, катодные лампы, удивительный металлургический комбинат. Что за тени минувшего? Может причудилось?

А впрочем, крутанул хвост старенькому компьютеру, открыл новый лист и принялся размеренно печатать:

«Что это? Советский завод, дававший стали больше целой Германии и Франции…»

Подвиг Советских водолазов 1937

Самый длинный пароход в мире? Невиданный морской поход Советских моряков через половину шарика? Удивительное изобретение наших инженеров как собрать из двух плавучих судов одно? О чём это я?

Инженера Книгина я застал в приподнятом настроении. Всё тот же синий лабораторный халат с закатанными рукавами. Вместо пуговиц – старые просверленные монеты – Советские пятачки. Только на этот раз на правой руке… что же это… большой поцарапанный компас?

Инженер уже тянул меня в комнату к аппарату, видно что ему не терпелось что-то показать. С доброй усмешкой он картинно пробасил:

– Ну что, не испугаетесь морского чорта? (именно так, подчёркнуто окая)

В комнате из маленького приёмника "Турист" (да сколько же лет этой штуковине и до сих пор работает) разливалось давно позабытое:

– Эй моряк, ты слишком долго плавал…

Неужели у нас такое передают в эфире? Впрочем, не удивлюсь, если инженер засунул в корпус старенького приёмника магнитофон, а то и какую-нибудь модную флешку с музыкой.

На столах рядом со знакомым аппаратом разбросаны очередные подшивки журналов, что-то отчёркнуто карандашом, какие-то пометки на прикреплённых листочках. Прямо на подшивках наполовину законченная модель какого-то парохода. Нос и корма отдельно, их ещё даже не брались соединить. Что опять за загадка?

Инженер перехватил мой взгляд и объяснять не стал, наоборот, с лукавым прищуром запутал дело еще больше:

– Извольте видеть, самый большой в мире пароход: корма в Севастополе, а нос в Константинополе. Ну ничего, сами увидите.

Инженер опять ловко подсунул под стёкла аппарата журнал "Огонёк" за номером шестым от 1937 года и всё вокруг заволокло каким-то сырым и солёным на вкус туманом с отчётливым запахом йода. Стало прохладно, свежо, туман понемногу рассеивался.

Мы на какой-то качающейся платформе, вокруг невысокие свинцовые волны. Море? Движения стесняет тяжёлый брезентовый или резиновый костюм. Прямо передо мной инженер Книгин поправляет роговые очки. На грудь и спину спускается железный нагрудник как у рыцарей на турнирах. У меня такой же на плечах, тяжёлый! Вокруг пояса канат в пару пальцев толщиной.

Хотел было спросить куда же нас занесло, как на голову опустили здоровенный шлем с круглыми стеклянными иллюминаторами на болтах. И принялись закручивать. Кажется, придётся нырять. С непривычки в старом водолазном костюме стало слегка неуютно.

Впрочем, в шлеме раздался отлично различимый голос инженера. Нет, не радио, кажется, звук шёл прямо через шланг воздуховода:

– Ну как обновки? Не жмут? Держитесь, сейчас будем погружаться.

Нас приподняли на блоках и медленно стали опускать в воду. Вот уже и свет скрылся над волнами, на расстоянии руки почти ничего не видно. Только махнула хвостом какая-то мелкая рыбка и та скрылась из виду. Снова приглушённый передачей голос инженера:

– До дна не близко, сорок восемь метров. Это пять атмосфер сверху на наши головы. Без костюма не вздохнёшь, да и в нём тяжеловато. Угадали где мы? Нет, ну слушайте пока спускаемся.

Сегодня забыли уже что такое краснознамённый "ЭПРОН". Создавал его ещё Дзержинский после Революции для поисков "Чёрного принца" с золотыми фунтами. "Принца" не нашли, а вот уникальных водолазов и оборудование для подъёма со дна кораблей создали.

Макс Поляновский в том самом журнале 1937 года описывает как своими глазами видел в Севастополе на ремонте огромный, высотой с четырёхэтажный дом пароход "Харьков". Зрелище невиданное – корма и нос держались на воде отдельно друг от друга. Как два разных корабля.

Этот океанский пароход шёл с грузами курсом на Лондон, Гамбург и Роттердам (ну понятно, мы же ничего не производили и за рубеж не продавали). На подходе к Стамбулу у мыса Кара-Бурну пароход на полном ходу сел на мель. Так и повис серединой корпуса на подводном хребте.

Хуже того, разразился многодневный шторм. Нос и корму парохода болтало на воде, а середина билась о мель. Из-за шторма корабли не могли подойти близко и сдёрнуть "Харьков" с мели.

К работе шторма добавился отсыревший от попавшей в трюмы воды груз. Трюмы с грузом распёрло так, что перекосило борта и люки. Через неделю таких испытаний пароход разорвало пополам.

Западная пресса в один голос кричала, что судно погибло. Никакие спасательные работы в тех местах невозможны, слишком опасно. И шторма не утихнут ещё долго. Вот как писали известные мореходы англичане: