1937. Трагедия Красной Армии

Информация об этих тревожных явлениях доходила и до высшего партийного руководства. На Всеармейском совещании политсостава в августе 1937 г. Сталин вдруг перебил выступавшего оратора – члена Военного совета СКВО корпусного комиссара А.П. Прокофьева. Начался диалог:

«Сталин: А как красноармейцы относятся к тому, что были командные (кадры. – О. С.), им доверяли, и вдруг их хлопнули, арестовали? Как они к этому относятся?

Прокофьев: Я докладывал, тов. Сталин, что в первый период у ряда красноармейцев были такие сомнения, причем они высказывали соображения, что такие люди, как Гамарник и Якир, которым партия доверяла на протяжении ряда лет большие посты, оказались предателями народа, предателями партии.

Сталин: Ну да, партия тут прозевала.

Прокофьев: Да, партия, мол, прозевала.

Сталин: Имеются ли тут факты потери авторитета партии, авторитета военного руководства? Скажет так: черт вас разберет, вы сегодня даете такого-то, потом арестовываете его. Бог вас разберет, кому верить?

Голос с места: Такие разговоры действительно были. И записки такие подавали»¹²⁰.

Такая явно колеблющаяся позиция «вождя» несколько удивила некоторых участников совещания, приученных к постоянным рапортам о победах. Один из очередных ораторов заявил: «Товарищ Сталин здесь ставил вопрос относительно того, не подорван ли авторитет партии, авторитет армии. Я должен сказать, что нет». Сталин бросил реплику: «Немного подорван»¹²¹.

Начальник политуправления Тихоокеанского флота дивизионный комиссар Я.В. Волков счел необходимым снова вернуться к этой проблеме: «…И у нас были такие же разговоры, которые характерны для некоторых округов, о том, что теперь верить некому. Можно верить Сталину, Кагановичу, Ворошилову и Калинину. И недоверие к командному составу было»¹²². И тут Сталин решил уточнить свою позицию: «Это неплохо, пускай подтягиваются, доверие завоевывают»¹²³.

Как же любили верховные партруководители из нужды делать добродетель! Ведь сами-то они прекрасно видели плоды действий рук своих. Ведь еще в июне 1937 г. когда только «вскрыли военный заговор», Ворошилов в заметках для себя записал: «Авторитет армии в стране поколеблен… Подорван авторитет начсостава… Это означает, что методы нашей работы, вся система управления армией, работа моя, как наркома, потерпели сокрушительный крах»¹²⁴.

То, что понял нарком, но молчал об этом (это осталось в его блокноте), понимали и красноармейцы. Но, в отличие от наркома, они говорили об этом вслух.

Заместитель политрука Шарандин заявил 20 сентября 1938 г.: «Зачем нам знать состав Президиума Верховного Совета, когда там половина врагов народа». Ему буквально вторит красноармеец Белорусцев (7-я особая мотобронебригада): «Теперь, если заметишь или распознаешь врага, то заявить об этом некому, потому что чем выше начальник, тем скорее он является врагом народа. Возможно, Сталин и еще кто-нибудь не являются врагами народа, а вот вся головка армии: Тухачевский, Гамарник, Якир и другие остались врагами. Спрашивается, кому же верить и кому станешь докладывать. В органах НКВД был Ягода, тоже враг народа». Красноармеец С.Н. Францишко систематически выступал с обвинением газеты «Правда» во лжи. На возражения, что это же орган ЦК ВКП(б), он отвечал: «А откуда я знаю, может быть, и там вредители сидят». А на сообщения средств массовой информации об аресте врагов народа тот же неугомонный красноармеец реагировал буквально пророческими словами: «Еще не известно, кто вредитель, или тот, кого забирают, или тот, кто выявляет и арестовывает»¹²⁵. Но поскольку, как известно, «несть пророка в своем отечестве», на этого «не по чину» самостоятельно мыслящего красноармейца особистами была запрошена санкция на арест¹²⁶.

Но подобное стремление за все неприятности взваливать вину на врагов народа отмечалось и позднее. Осенью 1939 г. в связи с указом Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации запасников красноармеец в/ч 4809 (ЛВО) Штылев бросил реплику: «Этот закон вредительский». На возражения присутствовавших Штылев сказал: «Враги народа – Тухачевский, Уборевич тоже подписывали разные приказы. Я этому указу не верю»¹²⁷.

Осенью 1940 г. секретарь редакции газеты «Правда» переслал в Наркомат обороны СССР два анонимных письма, полученных из Перемышля. В одном из них, адресованном «в Политбюро ЦК, тт. Сталину и Ворошилову», содержались следующие положения: «Мы, группа комсостава Красной армии, обращаемся к Вам с двумя очень важными вопросами, от которых, считаем, в большинстве зависит боеспособность Красной армии: