1937

Описывая политическую эволюцию сталинского режима, Седов напоминал, что ещё десять лет назад Сталин публично заявил своим оппонентам из оппозиции: «Эти кадры (т. е. правящую верхушку.— В. Р.) можно снять только гражданской войной». Этими словами он ясно показал, что отвергает любые уставные и конституционные способы смены своей клики и ставит её над партией и рабочим классом. Теперь он перешёл к превентивной гражданской войне против всех недовольных его господством. На этом пути он объединил методы средневековья с методами политических провокаций и подлогов, практиковавшихся реакционными силами на протяжении последних десятилетий. «Скоро сто лет, как мировая полиция изощряется в такого рода делах — ещё до Бисмарка и Наполеона III — но каждый раз только обжигала себе пальцы! Полицейские фальсификации и махинации Сталина вряд ли превосходят другие образцы того же творчества; но он дополнил их — и как дополнил! — „признаниями“, вырванными у подсудимых бесконечно усовершенствованными методами инквизиции» [165].

Седов утверждал, что московский процесс не закончился, он продолжается в новых формах. Как можно судить из сообщений советской печати, по обвинениям в терроре арестовываются десятки и сотни писателей и хозяйственников, военных и журналистов. «Нетрудно представить себе, какая атмосфера кошмара царит теперь в СССР. Никто не уверен в завтрашнем дне, и меньше всего старые большевики… которые не могут не спрашивать себя с тоской: „кто следующий на очереди?“» [166]

Предупреждая, что Сталин «на путях ликвидации революции готовит что-то новое, что-то несравнимое со всем тем, что уже сделано», Седов писал о неизбежности новых процессов, на которых клевета о «терроре» будет дополнена клеветой о «военном заговоре» и «шпионаже». «Ряд симптомов говорит за то, что вокруг этих именно обвинений будет построен новый процесс… Наш долг предупредить об этом общественность Запада. Никаких иллюзий в отношении московского Борджиа, вооружённого современной техникой!» [167]

В «Красной книге» был ещё один аспект, без тщательного рассмотрения которого нельзя понять причины и механику организации процесса 16-ти, как и других московских показательных процессов.

Разоблачая сталинские амальгамы, Седов одновременно указывал, что в них, наряду с нагромождением лживых обвинений, присутствуют и крупицы истины. В этой связи рассмотрим, в чём же действительно заключалась подпольная деятельность оппозиционеров, некоторые аспекты которой получили отражение на процессе 16-ти.

IX 10 процентов правды, или Что же было на самом деле

В объяснении, поданном в 1956 году в Прокуратуру СССР, Сафонова писала, что её показания, равно как показания Зиновьева, Каменева, Мрачковского, Евдокимова и Тер-Ваганяна, данные на предварительном следствии и в суде, «на 90 процентов не соответствуют действительности» [168].

Реабилитационная справка о деле «объединённого троцкистско-зиновьевского центра» не даёт ответа на вопрос, в чём состояли «10 процентов правды», содержавшейся в показаниях подсудимых (разумеется, эта цифра условна, так как соотношение правды и лжи не может быть измерено в процентах).

Частичный ответ на этот вопрос мы находим в главе «Красной книги» «Что же было на самом деле?». Здесь Седов сообщал, хотя и в осторожной и гипотетической форме, о попытке оппозиционных группировок сформировать в 1932 году антисталинский блок. В этой связи он описывал обстановку в стране, сложившуюся к тому времени: «Административное уничтожение классов в деревне и принудительная „сплошная“ коллективизация в корне подорвали сельское хозяйство. Диспропорции в советском хозяйстве приняли невиданные размеры: между промышленностью и сельским хозяйством, внутри промышленности; катастрофическое состояние качества, отсутствие потребительских товаров, инфляция, полная разруха транспорта. Материальное положение масс всё ухудшалось, недоедание перешло в настоящий голод. Миллионам новых рабочих не хватало жилищ, они обретались в бараках, часто без света, в холоде, в грязи. По стране прошла эпидемия сыпного тифа, какой не было со времён гражданской войны. Всеобщая усталость и недовольство начали прорываться наружу. Рабочие начали всё чаще прибегать к забастовкам; в Иваново-Вознесенске были крупные рабочие волнения… На Кавказе и на Кубани шла настоящая малая гражданская война. Всё усиливающаяся в партии растерянность, недовольство и недоверие к руководству перекинулись и на аппарат. Разговоры о том, что Сталин ведёт страну к гибели, можно было услышать повсюду: среди старых большевиков, среди рабочих, среди молодых комсомольцев» [169].

В этих условиях, продолжал Седов, произошло известное оживление ранее капитулировавших групп троцкистской оппозиции, а также групп зиновьевцев, правых и др. «Вероятно, люди из разных групп и кружков искали личного сближения, связей друг с другом. Наиболее смелые, может быть, поговаривали о том, что хорошо бы создать „блок“».