Британское правительство в конце концов было просто вынуждено принимать твердые решения. Ведь вопрос Галифакса — «Хотите вы в конце концов договора или нет?» — можно было также адресовать и британскому правительству, в особенности его премьер-министру. 26 июня этот вопрос был поставлен главным на заседании комитета по внешней политике. Галифакс, став на этот раз реалистом, выступил даже против Чемберлена, который все еще колебался, не желая уступать советской позиции. «Русские полны самых мрачных подозрений, — сказал Галифакс, — и боятся, что наша истинная цель — заманить их этими договоренностями в ловушку, а потом покинуть в трудный момент. Они страдают от острого комплекса неполноценности, и считают, что еще со времен Большой Войны западные державы относятся к России надменно и презрительно». Это была довольно точная оценка, правда, звучали в ней и нотки поучений Майского. Для доказательства этого читателю нужно лишь припомнить реакцию Кадогана и Сарджента на предполагаемый визит Литвинова в Лондон и на его апрельские предложения о трехстороннем альянсе. Чемберлен все равно не был убежден и продолжал обвинять Молотова в «базарном торгашестве», но ведь это скорее сами британцы предлагали негодный товар, а Литвинов просто твердо отказывался от него. К концу заседания взгляды Чемберлена поддерживало меньшинство присутствующих и ему пришлось согласиться с требованием Молотова о гарантиях балтийским странам. Однако ему удалось настоять, чтобы в список включили Голландию и Швейцарию. Вот это уж было на самом деле «торгашество». Один из министров отметил, что «важность заключения договора с Россией была гораздо больше, чем риск вызвать раздражение этих малых государств».67 В этом конечно была своя логика — логика силы, логика великих держав, и у нее были сторонники во всех трех правительствах — Майский, Суриц, Ванситтарт, Коллье, Мандель, Леже, Наджиар, да и другие.
Когда советскому руководству казалось, что до их британских и французских коллег что-то не доходит, оно просто публиковало коммюнике ТАСС — официально заверенную статью в прессе, выражающую точку зрения правительства. Примерно так же поступил и Андрей Жданов, коммунистический босс Ленинграда, опубликовав в газете «Правда» от 29 июня свои заметки с сожалениями по поводу бесконечно затягивавшихся переговоров. Он писал, что переговоры продолжаются с 15 апреля — то есть уже 75 дней. Из них советскому правительству понадобилось только шестнадцать, чтобы ответить на все предложения англичан. Остальное время — пятьдесят девять дней, пропало впустую, они «ушли на задержку и проволочки со стороны англичан и французов». Когда британцы хотели заключить пакт или предоставить кому-либо гарантии, они находили способы действовать быстро. Так почему же столько проволочек с переговорами в Москве? Это наводит на размышления о нежелании англо-французов вести эти переговоры вообще и о других скрытых мотивах. Британское и французское правительства не хотят заключать договор, основанный на взаимной ответственности и равных обязательствах; они хотят соглашения, «в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств». Англичане и французы хотят вести только разговоры о соглашении, а сами готовят почву, чтобы обвинить Советский Союз в срыве переговоров и оправдать новую сделку с агрессорами. «Ближайшие дни, — заключал Жданов, — должны показать, так это или не так».68