1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Шнурре рассказал Астахову, что собирается в Москву обсудить с Микояном вопросы торговых отношений. Несколькими днями позже, 20 мая, Молотов встретился с германским послом Шуленбургом и высказал ему свое неудовольствие: он впервые слышал о предстоящем визите Шнурре. У него вообще складывалось впечатление, что Германия, вместо того чтобы вести серьезные экономические переговоры, предпочитает играть с Советским Союзом в какие-то игры. Для таких игр, сказал Молотов, Германии следовало бы поискать других партнеров. Советский Союз в них не заинтересован. Шуленбург пытался протестовать, но Молотов заявил, что для успеха экономических переговоров должны быть соответствующие политические основания. Шуленбург «снова и снова» клялся в серьезности намерений Германии и отмечал, что «политическая атмосфера между Германией и СССР» значительно улучшилась. Когда Шуленбург спросил Молотова, что тот подразумевает под «политической базой», последний ответил, что над этим следовало бы «подумать и нам и германскому правительству». Должен ли я понимать, спросил Шуленбург, что время для визита Шнурре еще не настало? Молотов повторил, что экономическим переговорам должно предшествовать создание «политической базы». По словам Молотова, Шуленбург не ожидал такой отповеди. Когда он все же продолжил настаивать на прояснении значения политического базиса, Молотов предпочел уйти от конкретного ответа.⁵²

Шуленбург представляет нам несколько иную историю. Следуя инструкциям Риббентропа, он держался на встрече с Молотовым с «предельной осторожностью». «В результате, я высказывал только самое необходимое, тем более, что отношение г-на Молотова вообще казалось мне весьма подозрительным». Он не собирался удовлетворяться возобновлением экономических переговоров, «он очевидно хотел добиться от нас более объемлющих предложений политического характера». Шуленбург высказывает опасения, что Молотов мог просто использовать германские предложения для давления на французов и англичан, чтобы те наконец заключили соглашение с советским руководством. «С другой стороны, если мы хотим добиться здесь какого-то результата, нам рано или поздно неизбежно придется сделать какие-то шаги к этому».⁵³ Еще в отчете Шуленбурга неоднократно указывается, что он вел себя с предельной осторожностью, в то время как советский отчет говорит о буквальном давлении посла на Молотова. Хотя в одном отчеты сходятся: Молотов ответил на германскую увертюру весьма сдержанно.

Немцы возобновили свои ухаживания 30 мая, когда Вайцзеккер вызвал Астахова на беседу, которая продолжалась около часа. Судя по заявлениям Молотова Шуленбургу, сказал Вайцзеккер, советское правительство ставит экономические переговоры в зависимость от улучшения политических отношений. Это было ново для германского правительства и противоречило тому, что оно привыкло слышать от Мерекалова. Астахов отвечал уклончиво, но из его отчета ясно, что Вайцзеккер тоже пытался узнать гораздо больше. И может быть в шутку, а может и всерьез, государственный секретарь, со своей, конечно, точки зрения, привел вполне реалистический аргумент в пользу улучшения германо-советских отношений: нам не нравятся политические системы друг друга, но в нашей германской «лавке» есть много чего другого что мы могли бы предложить Советскому Союзу. Подразумевалось конечно, что это «много чего» — вовсе не только товары.⁵⁴

Астахов, похоже, сам захотел принять участие в действиях, потому что попросил Молотова предоставить ему больше информации о беседах в Москве. Если в этих разговорах тоже поднимались политические вопросы, «то мне казалось бы полезным одновременно доводить их до сведения германского правительства в Берлине». Шуленбург не числился среди особо доверенных лиц Риббентропа, и тот мог превратно истолковать сообщения посла. Больше того, если Советский Союз хотел договариваться с немцами, минуя официальные процедуры, это опять же лучше было делать в Берлине, чтобы в случае чего иметь возможность от всего отказаться.⁵⁵

С германской стороны встреча Астахова и Вайцзеккера была поводом вызвать реакцию Советского Союза. Но ничего не последовало, поэтому Шуленбург, который встретился с Астаховым в Берлине 17 июня, вновь вернулся к вопросу.

— Германское правительство сделало первый шаг, — сказал Шуленбург, — и теперь ожидало ответа от советской стороны.

— «По моим сведениям, — отвечал Астахов, — ответ нарком собирался дать в Москве». «Кроме того, частично он содержался в речи наркома [31 мая 1939 г.]».

— Если бы я знал, что Молотов намерен ответить, — сказал Шуленбург, — я бы немедленно вернулся в Москву. И попросил прояснить ситуацию, но Астахов просто не мог этого сделать.

— Я знаю только, что «ответ должен быть дан в Москве».