1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Ты едва ли поверишь, что кто-нибудь может быть так глуп, но Энтони сам пришел к Галифаксу, чтобы тот послал его со специальной миссией в Москву. Ответ он получил не то чтобы вполне отрицательный, но когда я высказался в том духе, что посылать в Москву министра или экс-министра было бы наихудшей тактикой в делах с таким несговорчивым торговцем как Молотофф, Галифакс согласился и отклонил предложение. Тем не менее, Ллойд Джордж повторил это Батлеру и даже предложил, что если я не одобрю кандидатуру Энтони, тогда пусть едет Уинстон! У меня нет сомнений, что эта троица сговорилась и видит в этом средство войти в кабинет и возможно даже заменить П[ремьер]-м[инистра] на более сговорчивого!»⁴⁴

Чемберлен, должно быть, чувствовал себя как Братец Кролик, прилипший к смоляному чучелу: чем больше он старался освободиться, тем больше увязал. И по иронии судьбы, это был именно «Йеджи» Сталин, который «пришел наконец» в августе и «освободил его».

Молотов не был в одиночестве, не доверяя Чемберлену и Бонне; британская и французская антиумиротворенческая оппозиция тоже не доверяла им. В начале июня Черчилль публично поставил вопрос о добросовестности правительства Чемберлена.⁴⁵ В середине июня Суриц неоднократно сообщал, что французское общественное мнение сильно склоняется в сторону альянса с Советами. «За последние дни в связи с многочисленными приемами я перевидал много и самого разнообразного народа, в том числе и много видных военных. Общее мое впечатление, что никто здесь не допускает даже мысли, что переговоры с нами могут сорваться и не привести к соглашению». Советский престиж никогда не был столь высок; все признавали, что «без СССР ничего не выйдет». И все дивились, почему заключение столь важного соглашения все время откладывается. Вину за задержку возлагали на британцев, на их консерватизм и несговорчивость, подозревали даже злой умысел. Изменилось мнение и относительно балтийских стран — все предлагали принять советскую позицию. Ведь все равно британцы и французы довольно опрометчиво уже предоставили такие гарантии Польше и Румынии. «Только ради перестраховки этой гарантии они пошли на тройственное соглашение с нами и вдруг в результате своих месячных маневров, очутятся перед тройственным соглашением без перестраховки, без которой данные ими гарантии превращаются в непосильную обузу». Теперь они оказались между двух зол, говорил Суриц, и должны были выбирать меньшее — ввиду более гибкой позиции в вопросе о балтийских странах.⁴⁶ В начале июля Мандель говорил Сурицу, что гарантии должны быть предоставлены всем странам, которым угрожает агрессия, и что он вполне поддерживает Советский Союз в отношении балтийских стран. «Мандель признает всю законность нашего недоверия к переговорщикам, признает абсолютно правильным, что мы оговариваем каждый пункт. "Лучше потерять несколько недель, чем допустить неясность и недомолвку"».⁴⁷

4

И стоит ли удивляться, что в этой обстановке недоверия Сталин — подозрительный, безжалостный и не особо щепетильный — начал обдумывать планы соглашения с нацистской Германией? Мы закончили историю развития нацистско-советских отношений апрелем 1939 года, когда советский посол Мерекалов посетил германское министерство иностранных дел, чтобы обсудить выполнение советских контрактов заводами «Шкода» в несуществующей уже Чехословакии. Главная цель визита была вполне экономическая, но, как напоминал Литвинов Пайяру еще в марте, «была тесная взаимосвязь между политическими и экономическими отношениями...».⁴⁸ Государственный секретарь Вайцзеккер при этом вел себя так, словно надеялся, или даже искал возможности, положить этой встречей начало определенной политической открытости.