2 июня Молотов в весьма решительной форме выдвинул четко очерченные условия, возвращавшие все, по сути дела, к литвиновскому предложению от 17 апреля о гарантиях для всех государств от Балтийского до Черного морей.32 В советских предложениях приводился даже список государств, которым предусматривались гарантии, включая страны Прибалтики. В отличие от предыдущих англо-французских предложений здесь не упоминалось даже о необходимости согласия третьих государств, вовлеченных в конфликт. Больше того, предложение Молотова, как и литвиновское, призывало к заключению военного соглашения «в кратчайший срок» и расписывало в деталях обязательства договаривающихся сторон. От заключения этой военной конвенции ставился в зависимость весь переговорный процесс.33 Последнее условие, как объяснил Молотов Сидсу, советское правительство выдвигало, наученное горьким опытом с французами, франко-советский пакт о взаимной помощи «стал только... бумажным обманом». Без военного соглашения политические договоренности становятся просто бессмысленными. Еще раньше, в Лондоне, Сарджент писал: «русские уже несколько лет настаивают на штабных переговорах, как необходимом дополнении к франко-советскому пакту от которых французы, отнюдь не без нашего участия, всегда отказывались». Теперь Молотов поставил в этом деле точку. Нечего было держать нас за «наивных дураков», скажет он позднее.34 Возможно Молотов действовал слишком прямолинейно. Следуй советское руководство более гибкой линии, и Чемберлен, весьма искусный в политическом хитросплетении, мог бы запутаться в собственной паутине Именно так считали Потемкин, Суриц и Ванситтарт.
Молотовские предложения в Лондоне тщательно изучили. В комитете по внешней политике Галифакс признал: «очевидно, что в случае германского нападения мы пришли бы на помощь Голландии даже без просьбы с ее стороны...». Тем не менее Чемберлен был против гарантий странам Прибалтики, и его позиция перевесила.35 Иден, в то время рядовой член парламента, обратился к Галифаксу с предложением, чтобы он, Иден, отправился в Москву для облегчения хода переговоров. Форин офис решил вызвать для консультаций Сидса, но тот плохо себя чувствовал и не мог прилететь. И в Москву вместо Идена отправился Стрэнг. Французы тоже спешили заключить соглашение, причем Даладье спешил даже больше, чем Бонне.36 7 июня Корбен отправился к Галифаксу, чтобы узнать о британских переговорах в Москве. Хотя французскому правительству, по сути, не о чем было и спрашивать — британцы опять взяли на себя лидерство, а французы опять разрешили им сделать это.37
8 июня Галифакс проинформировал Майского о планируемом визите Стрэнга в Москву. Он указывал, что британское правительство было по-прежнему против гарантий прибалтийским странам и одновременного подписания политических и военных конвенций, а также выступало за возможность подписания сепаратного мира. Впоследствии Галифакс упоминал, что рассматривались также возможности его визита в Москву, но как министр иностранных дел он не хотел покидать Лондон. Молотов очень быстро ответил на это сообщение, что без гарантий странам Прибалтики на случай прямого или непрямого нападения не может быть вообще никакого соглашения. Под «косвенной агрессией» Молотов подразумевал чешский прецедент вопрос о котором он поднимал в разговоре с Сидсом 29 мая, внутренний заговор или вынужденное влиянием агрессора изменение политики. И это не был «чисто технический» вопрос, он касался существа дела. Если нам удастся прийти к соглашению по существу, говорил Молотов, то найти подходящие формулировки будет нетрудно. Для Молотова даже это было примиренчеством. Он соглашался с тем, что вопрос об одновременном заключении политического и военного соглашений «можно уточнить в процессе переговоров». Что касается возможности визита Галифакса в Москву, то Молотов сообщал Майскому: «Можете ему намекнуть, что в Москве приветствовали бы его приезд».38