1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Общественное мнение тоже оставалось важным фактором в политических расчетах Лондона и Парижа. Совершенно независимо от забот Чемберлена с британской прессой и палатой общин, Бонне был тоже озабочен и отмечал: «Сейчас в общественном мнении Франции и Британии складывается такое мощное движение в защиту соглашения с СССР, и во всем мире, включая Францию, среди громадного количества людей, даже самых умеренных взглядов, так крепнет убежденность, что именно от этого зависят судьбы мира, что в случае провала переговоров необходимо любой ценой возложить вину за это на Советский Союз».²³ Это мнение разделял даже Сидс в Москве, и он открыто говорил Потемкину, что если переговоры не будут успешными, «то будет невозможно обвинить в этом» британское правительство.²⁴

Чемберлен думал, что его трюк с Лигой Наций сработает и тогда советскому правительству будет трудно отказаться от предложенного. Но Молотов, которого можно назвать кем угодно, только не дураком, мгновенно раскусил стратегию премьер-министра: она стремилась свести значение предполагаемого альянса к «клочку бумаги». С этим же нечаянно соглашался и Ченнон: «...наши новые обязательства не значат ничего... этот альянс [основанный на Женевских соглашениях] настолько непрочен, нереалистичен и лишен какой-либо практической ценности, что способен вызвать у нацистов только усмешку».

На довольно бурной встрече с Пайяром и Сидсом 27 мая Молотов обвинил французское и британское правительства, ни много ни мало, в предательстве. И кто, прочитав приведенные выше признания Чемберлена сестре, рискнет сказать, что комиссар был не прав? В англо-французских предложениях не содержится никакого плана мероприятий, говорил Молотов, по оказанию эффективной взаимной помощи в случае войны. Эти предложения вообще наводят на мысль, что Британия и Франция на самом деле вовсе не заинтересованы в альянсе. Потом он обратился к ссылкам на Лигу Наций. СССР не был против Лиги Наций, замечал Молотов, но механизмы взаимопомощи, предусмотренные Лигой для защиты от агрессора были ниже всякой критики. «Может получиться такое положение: в Совете будет поставлен вопрос об агрессии против СССР со стороны какого-либо участника "Оси". Представитель какой-нибудь Боливии будет рассуждать в Совете, имеется ли наличие акта агрессии против СССР, нужно ли оказать СССР помощь, а в это время агрессор будет поливать советскую территорию артиллерийским огнем». И тогда я поневоле спрашиваю себя, почему эти предложения ставят нас в рамки договоренностей Лиги, в то время как в гарантиях Британии Польше об этом нет ни слова.²⁵ Галифакс, похоже, предвидел такую реакцию Молотова, поэтому уполномочил Сидса сказать, что все эти ссылки на Лигу Наций имели целью только успокоить британское общественное мнение.²⁶ Хотя эффективность этого была весьма сомнительна ввиду мощной поддержки альянса общественным мнением. Большинство людей нисколько не заботила судьба полностью дискредитировавшей себя Лиги Наций, если она становилась препятствием на пути к соглашению с Россией.

Сидс и Пайяр делали все возможное, чтобы убедить Молотова в британской и французской верности, но они не могли говорить за Чемберлена и Бонне, которые на самом деле не очень стремились эту верность хранить. Двумя днями позже 29 мая Сидс снова отправился к Молотову, чтобы хоть как-то сгладить впечатление. Но он даром тратил время. Молотов опять поднял вопрос о прибалтийских государствах, которые советское правительство желало бы видеть включенными в договор о гарантиях безопасности. Сидс ответил, что британское правительство было против предоставления гарантий тем странам, которые не желали их. Тогда Молотов напомнил о прецеденте с Чехословакией, которую Гитлер захватил номинально по ее собственному согласию. Это же могло случиться и со странами Прибалтики. Будут ли Франция и Британия, спросил Молотов, «оставаться долго непричастными, когда Бельгия, например, объединилась бы с Германией?» Сидс заключил, что Молотов был «совершенно невежествен в международных делах» и вообще был человеком, «которому чужды сам дух и процедура международных договоренностей — в отличие от четкой волевой установки партийного лидера». По умозаключениям Сидса Молотов обладал только «глупой хитростью» крестьянина. Но вот в глупости-то Молотова было обвинить никак нельзя.²⁷