1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Хотя Рим и Берлин, по крайней мере до сентября, похоже, не планировали никаких новых авантюр, сообщал Гельфанд: Гитлер и Муссолини боялись воевать, они надеялись на добровольную капитуляцию Польши. Британцы и французы не хотели сражаться из-за Данцига, но не желали допустить и капитуляции, во всяком случае пока. Но Чиано считал, что они могли и изменить свою позицию. Англо-советские переговоры также привлекали внимание. Кое-кто считал, что судьбы европейского мира находятся в руках советского руководства; другие полагали, что переговоры все равно провалятся и тогда неизбежно последует нацистско-советское сближение. Гельфанд полагал, что после заключения договора с англичанами советские позиции только усилятся.¹⁰⁰ Астахов сообщал об опасениях Кулондра, что переговоры с Советами близки к краху. Относительно будущих намерений Гитлера в дипломатических кругах господствовали самые мрачные настроения. Первой целью, как ожидалось, будет Данциг, и уже где-то в августе.¹⁰¹

19 июля Астахов писал, что все очень похоже на затишье перед бурей. Никого из нацистских вождей не было в Берлине, а новости с мюнхенского театрального фестиваля потеснили из газет спекуляции о судьбе Данцига. Хотя немцы и не возобновляют «заигрывания с нами», сообщал Астахов, они не упускают возможности намекнуть «косвенно», что они готовы изменить свою политику и ждут только благожелательного жеста из Москвы. Анонимные письма, поступавшие в посольство, гласили: не соглашайтесь на условия англичан, будьте друзьями Германии, давайте лучше договоримся о разделе Польши.¹⁰² Британские журналисты спрашивали Астахова о слухах относительно германо-советских переговоров. Астахов мог только предполагать, но все же сделал запрос в германское министерство иностранных дел. Ничего нового, пришел ответ.¹⁰³

Но затишье было недолгим. 21 июля один из членов команды Риббентропа встретился с Астаховым, чтобы возобновить обхаживания. Через три дня советского поверенного в делах пригласил к себе Шнурре. После обсуждения некоторых экономических вопросов, Шнурре повернул разговор на германо-советские политические отношения. Он предложил трехступенчатую схему улучшения экономических, культурных и политических отношений. Осведомился он и о переговорах с англичанами. Он был уверен, по словам Астахова, что Советскому Союзу не стоит соглашаться на предлагаемые условия, а то в случае войны он окажется в плену тяжелейших обязательств; британский же вклад будет «минимальным».¹⁰⁴

Шнурре встретился с Астаховым еще раз два дня спустя и теперь выразился еще более откровенно. «Скажите, каких доказательств Вы хотите? — спросил он. — Мы готовы на деле доказать возможность договориться по любым вопросам, дать любые гарантии». Согласно отчету Астахова, он вел себя очень осторожно; на самом же деле у него сложилось мнение, что беседа зашла слишком далеко и свел ее к обсуждению общих вопросов. Он спросил: что же с германскими амбициями относительно Украины, если следовать заветам «Mein Kampf»? Это все было написано шестнадцать лет назад, ответил Шнурре, «в совершенно других условиях». «Сейчас фюрер думает по-другому. Главный враг сейчас — Англия». Для литвиновской политики эта линия была бы неприемлема, но теперь Астахов попросил инструкций. «Я не сомневаюсь, — писал он, — что если бы мы захотели, мы могли бы втянуть немцев в далеко идущие переговоры, получив от них ряд заверений по интересующим нас вопросам». Конечно, какой ценой все это достанется — уже другой вопрос, писал Астахов, но интерес немцев к улучшению отношений полезно иметь про запас. Это не повредит, если действовать осторожно.¹⁰⁵

Молотов ответил 28 июля, одобрив астаховскую сдержанность в делах со Шнурре. На следующий день Молотов, слегка коснувшись прежних демаршей Шнурре, все же согласился с тем, что улучшение экономических и политических отношений было возможно. Но до недавних пор, сказал он, немцы только оскорбляли нас и отказывались от какого бы то ни было политического сближения. «Если теперь немцы искренне меняют вехи и действительно хотят улучшить политические отношения с СССР, то они обязаны сказать нам, как они представляют конкретно это улучшение. У меня был недавно Шуленбург и тоже говорил о желательности улучшения отношений, но ничего конкретного или внятного не захотел предложить. Дело зависит здесь целиком от немцев. Всякое улучшение политических отношений между двумя странами мы, конечно, приветствовали бы».¹⁰⁶ Молотов проявлял все больший интерес к немецкой увертюре.

8