Бонне предложил Сурицу нанести ответный визит на Кэ д`Орсе 7 апреля — в тот самый день, когда итальянские армии вторглись в Албанию, — где опять выразил мнение о необходимости франко-советского сотрудничества в поддержке Польши и Румынии. Ответ Сурица был краток: он отметил в основном трудность оказания помощи стране, которая сама ее не хочет. Тем не менее посол пообещал передать все пожелания Бонне в Москву. Суриц сообщал также. о своей более ранней по времени встрече с Даладье, резко осудившим политику Польши, которая, как он считал, могла привести только к краху. Многие видные французские политики пожелали встретиться с Сурицем в начале апреля, включая Гамелена, который также критиковал Бека и сожалел об «ошибках прошлого», говорил, что настало время объединить все силы, готовые противостоять агрессору. Другие французские военные чиновники, включая бывшего начальника генштаба Максима Вейгана говорили, что очень важно иметь «твердое соглашение с Россией» «На внутреннем фронте с коммунизмом нужно бороться, и я всецело "за" подавление компартии во Франции, — говорил Вейган. — Но в плане внешней политики идеология не должна влиять на стратегические интересы». Естественно, что единодушия в этом вопросе не было. Буквально в то же время, шеф гамеленовского Второго бюро не признавал ни какой кооперации с Советами, видя в ней средство распространения большевизма на Европу.12
Литвинов в должном порядке сообщил Сталину о послании Бонне, присовокупив уничтожающую характеристику французской политики: «Бонне является наиболее последовательным и непреклонным сторонником так называемой мюнхенской политики. Я полагаю, что он и теперь еще готов продолжать прежнюю линию, которая сводится к тому, что Франция отказывается от какого бы то ни было вмешательства в дела Европы, за исключением случаев прямого нападения на саму Францию или близлежащие Бельгию и Швейцарию. Он готов пожертвовать всеми остальными странами Европы, включая Румынию и Польшу. Он несомненно поощрял Бека в его антисоветской позиции и вряд ли сочувствует даже тем заявлениям, которые делал Чемберлен в отношении Польши. К сожалению, с ним приходится иметь дело как с министром иностранных дел, но необходимо всегда иметь в виду, что наши ответы и предложения он будет пытаться использовать в подкрепление своего тезиса о невозможности сотрудничества с нами и изменения мюнхенской политики. В таком же духе он использует и неполучение ответа от нас».
Поэтому Литвинов предлагал и просил одобрить то, что должно было стать советским ответом Бонне. А именно: что советское правительство предлагало созвать шестистороннюю конференцию и соглашалось на британские предложения о четырехсторонней декларации. Хотя Польша и Румыния не просили о советской помощи, и несмотря на то, что не имело договорных обязательств по отношению к этим двум странам, советское правительство готово было «выслушать и изучить» любые конкретные предложения13
.Далее Литвинов в надлежащем порядке поручил Сурицу передать этот ответ Бонне. Причем тон его инструкций никак не соответствует тону телеграмм Сурица, в которых указывается, что Бонне постоянно торопит его с ответом на свои предложения о переговорах. Он звонил мне накануне и сегодня пригласил для беседы. «Застал я его в состоянии полной прострации», сообщал Суриц. Он показал мне кучу телеграмм из самых разных мест, в которых говорилось об ухудшении ситуации: в Италии под ружье поставлено 2 млн человек; германским войскам отдан приказ двигаться к польской границе; французский флот объявил мобилизацию. Война могла разразиться в любой день. Бонне ожидает нашего ответа с нетерпением, сообщал Суриц: вчера он отослал Пайяру инструкции по этому поводу. Он хочет, чтобы дискуссии начались немедленно и готов подписать трехстороннюю декларацию без Польши.14
Суриц посылал ежедневные отчеты о встречах с Бонне или о политической ситуации во Франции. «Последние недели я не могу пожаловаться на отсутствие контакта с французским правительством, — писал он, — создалось даже такое своеобразное положение, что этот «контакт» начинает уже нас тяготить. Бонне решительно меня одолевает своими преследованиями и чуть не ежедневными встречами». Сначала Суриц сам думал, что все это было представлением, чтобы создать впечатление постоянных контактов и консультаций, с целью обмануть общественное мнение, но в последнюю неделю ситуация изменилась. «Бонне впервые, как мне кажется, наконец, понял, что его политика подвела страну к краю пропасти, а его самого (что для него, вероятно, важнее) — к политическому банкротству».