Пайяр сообщал, что смещения Литвинова никто не ожидал, но — по крайней мере частично — связывал его с британской политикой проволочек в вопросе о советских предложениях трехстороннего альянса. Налитая до краев более ранними «выкрутасами» англо-французов чаша терпения советского правительства, наконец, переполнилась. Непосредственной причиной отставки, считал Пайяр, послужило последнее заявление Галифакса Майскому (от 29 апреля) о том, что британское правительство опять готово предложить Советам лишь декларацию об односторонних гарантиях, не принимая в расчет литвиновского проекта о трехстороннем альянсе. «Литвинова считали символом политики коллективного противостояния агрессии. Больше того, он придавал этому противостоянию в правительственных советах динамизм своей сильной личности. И есть все основания опасаться что его исчезновение... может послужить сигналом... отступления... к нейтралитету, или даже к соглашательству... с Германией. Но все же такой исход, говорил тот же Пайяр неделей позже, маловероятен
Как бы в подтверждение предположений Пайяра, Молотов заверил французское и британское посольства, что советская внешняя политика останется неизменной, если, добавил он загадочно в разговоре с Сидсом, «не произойдет каких-либо изменений в международной обстановке и в позиции других держав».49
Сидс так и остался при этом мнении, да и советские дипломаты уверяли своих западных коллег, что отставка Литвинова вовсе не означает изменений в политике. Позднее Майский сказал, что отставка была результатом личной ссоры между Литвиновым и Сталиным.50 И все-таки имеющихся свидетельств недостаточно для вполне однозначного вывода о причинах увольнения Литвинова; нам все еще приходится полагаться на мнения современников. Документы, опубликованные в Советском Союзе все же создают впечатление, что Литвинов до конца был приверженцем переговоров и компромисса с нестоящими никакого доверия правительствами Франции и Британии. Но Сталин, видимо, в конце концов потерял терпение и сделал ставку на непримиримость Молотова.Из французского посольства в Москве неоднократно приходили предупреждения об опасности советско-германского сближения. Читателя может заинтересовать — основывались ли эти предупреждения на каких-либо конкретных фактах. Сохранялась ли дипломатическая активность между Москвой и Берлином после отзыва миссии Шнурре в конце января? Ответом будет, пожалуй — очень незначительная. Даже франко-германские экономические консультации, которые начались в декабре 1938 года, во время визита Риббентропа в Париж можно рассматривать как более важные, нежели тот краткий всплеск активности, вызванный отмененной раньше, чем она успела начаться, миссией Шнурре. Даладье даже подумывал о визите в Париж Германа Геринга — именно Геринг был ответственным за германский четырехлетний экономический план, — Бонне тоже был заинтересован в возможности заключения крупных контрактов, которая появлялась на гребне мартовского успеха. В Берлин, для ведения переговоров, были посланы Эрве Альфан, чиновник министерства торговли и Люсьен Ламурье, бывший член кабинета. Британцы тоже вели переговоры с нацистской Германией в январе — марте 1939 года. Сначала необходимость политического прощупывания, а потом и соображения экономической выгоды привели Форин офис к мысли послать в Берлин Эштон-Готкина — пообщаться с германскими официальными лицами и деловыми людьми. Германская оккупация Праги положила конец всей этой активности.