1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Что касается германо-советских отношений, то посол Мерекалов сообщал в начале марта из Берлина, что будучи приглашен на завтрак для дипломатического корпуса, удостоился встречи с самим Гитлером. Короткая беседа между Мерекаловым и Гитлером была скорее жестом вежливости, хотя посол и не упустил возможности пожаловаться на враждебность прессы. На самом деле Литвинов считал, что в германской и итальянской прессе даже убавилось язвительности в отношении СССР. «Германия сама не прочь использовать, — отмечал Литвинов, — советский козырь в своей игре с Англией и Францией, но не решается на соответственные политические жесты, которые она хочет заменить, если возможно, экономическим сближением. Кстати, фашистская Германия никогда не переставала интересоваться нашим сырьем и своим экспортом в СССР».⁵³ Месяцем позже Литвинов писал Мерекалову о политической ситуации: «Я ничего не могу сообщить сверх того, что Вам известно из газет, — не из немецких, конечно, а из французских, английских и советских». Гитлер, казалось, был несколько сконфужен британской декларацией относительно Польши. И, наконец, Литвинов отмечал «загадочные передвижения» германского посла Шуленбурга между Москвой и Берлином.⁵⁴ На следующий день Литвинов послал Мерекалову краткую телеграмму с просьбой обратиться в германское посольство иностранных дел и потребовать, чтобы Германия прекратила вмешиваться в производственный процесс, менять планы и ассортимент изделий военных заводов «Шкода», расположенных в оккупированной Чехословакии, которые производили по заказу Советского Союза зенитные установки.⁵⁵

Некоторые историки придают большое значение последовавшей встрече между Мерекаловым и госсекретарем германского министерства иностранных дел Эрнстом Вайцзеккером 17 апреля, именно в тот день, когда Литвинов окончательно оформил свои предложения об альянсе с Францией и Британией. Эта встреча рассматривается, основываясь на отчете Вайцзеккера, как своего рода взаимное раскрытие СССР и Германии, которое в итоге и привело к подписанию в августе 1939 года нацистско-советского пакта о ненападении. Публиковавшиеся в 1990—92 гг. советские документы однако свидетельствуют, что не было никакого политического раскрытия, посол просто выполнял указание Литвинова потребовать остановки германского вмешательства, не позволявшее «Шкоде» выполнять советские заказы. Мерекалов не сообщает об обмене какими-либо политическими мнениями, если не считать того, что он выразил надежду Советского Союза на то, что с угрозой войны будет покончено. Согласно собственному отчету, Мерекалов все же задал в ходе беседы несколько вопросов Вайцзеккеру о франко-германских и германо-польских отношениях. Еще Мерекалов выразил сожаление о нападках на Советский Союз в германской прессе, отметив, что «эти выпады ничуть не ослабели и не создают впечатления об изменении линии герм[анской] прессы». В ответ «В[айцзеккер] разводит руками и вздыхает». Потом Мерекалов спросил, какими видит Вайцзеккер германо-советские отношения в будущем. Госсекретарь пошутил насчет того, как плохи они были, потом сказал, что их улучшению препятствовали «идеологические» факторы, но он надеется по крайней мере на развитие экономических отношений. В отчете Вайцзеккера об этой встрече, на которую в основном и опираются историки, указывается, что Мерекалов вполне недвусмысленно заявил о желании улучшить политические отношения. Вполне возможно, что отчет Вайцзеккера более объективен, а Мерекалов просто скрыл свои политические намерения; но если даже и так, значит он действовал не по инструкциям Литвинова.⁵⁶

Французское и британское правительства наверняка сожалели об уходе Литвинова. Его преемник, Молотов, был человеком совершенно другого сорта — безжалостный, хладнокровный сукин сын, по-собачьи преданный опричник, который следовал сталинским указаниям до последней буквы. Молотов был вторым по могуществу человеком в СССР. Начав карьеру с неприметной бюрократической должности, он стал, по словам Ленина, «товарищем, заполняющим кабинет». В отличие от Литвинова Молотов не бывал за пределами Советского Союза, не говорил на иностранных языках. И там, где Литвинов старался держаться подальше от политических мероприятий партии, Молотов, как сталинский приспешник, находился в самой их гуще. Вот уж кто на самом деле был по горло в крови репрессий; бывало, что он сам подписывал смертные приговоры жертвам, зачастую собственным коллегам. И даже в старости Молотова едва ли мучили угрызения совести. Не было секретом, что Молотов и Литвинов очень не нравились друг другу. «Да, да, — вспоминал Молотов, — Литвинов только случайно жив остался».⁵⁷ По словам Черчилля, который познакомился с Молотовым во время войны: