1941–1945. Священная война

– Рая, горе-то какое! Беги за Калабуховой! Вызови её на проходную, а сама оформи в цеху на нее увольнительную! – предупредила вахтер.

Громко хлопнув дверью, Рая побежала в цех, где работала Калабухова.

– Зина, с твоим сыном несчастье. Скорей беги на проходную. Там ждут тебя ребята.

– Что с ним случилось? – тревога охватила ее.

– Не знаю. Ребята плачут, толком ничего рассказать не могут.

Материнское чувство подсказало ей самое худшее, что могло быть. Выключив станок и не произнеся ни слова, побежала на проходную.

Раю окружили работницы. Она повторила, что слышала сама.

– Горе-то какое! Только Зинка чуть пришла в себя после похоронки мужа. Еще от нее не оправилась, а теперь новое горе, – не выдержала одна из женщин, вытирая слезы.

– Бабоньки, расходитесь. Нет у нас времени на это, – женщина в годах, начальник смены, развела руки и сделала шаг по направлению к станкам. Она не была бесчувственной, переживала вместе с ними, но война делала людей жесткими. Какая из Калабуховой несколько дней будет работница? А ее задача выполнить план смены и за нее.

– Галя, – обратилась к ней вахтер, – оформи увольнительную на Калабухову и принеси ее к нам.

С увольнительной на Калабухову, Галя пошла к начальнику цеха.

– У Калабуховой несчастье с сыном. Она побежала на проходную.

– Что с ним произошло?

– Не знаю. На проходную, как рассказала вахтер, прибежали его товарищи за Зиной. В слезах. Рассказали, что сын ее подорвался на гранате возле Скита.

– Пошли кого-нибудь в помощь Калабуховой. Нельзя ее оставлять одну со свалившимся на нее новым горем, – проговорила начальник цеха, подписывая увольнительную.

Пока в проходной никого не было, вахтер продолжила допрос.

– Где случилось-то? Что из вас приходится все вытягивать! – прикрикнула она.

– На Вифанском пруду. Валя вытащил из воды гранату. Она взорвалась, – размазывая слезы по щекам и всхлипывая, рассказывали мы.

– А чего вас туда понесло?

– За хворостом, – ответил Раушка.

– Я не о хворосте. В воду-то зачем полезли. Погода холодная.

Мы не успели ответить. В проходную с территории фабрики вошла работница, остановилась перед вахтёром, подняла обе руки вверх для осмотра.

– Куда идешь в рабочее время?

Работница протянула увольнительную и снова подняла обе руки.

– Иди, – разрешила ей вахтёр, не осмотрев, не ощупав ее, как было положено проверять выходящих работниц.

– Маша, что случилось? – волнение передалось женщине. Она с недоверием посмотрела на нас, недоумевая, почему ее не обыскали и не ощупали как обычно.

– У Калабуховой сын в Скиту подорвался, – ответила вахтёр. – Вот ребята и прибежали за ней.

– Жив? – спросила женщина, обращаясь к вахтеру.

– Не знаю. Баловаться они умеют, а толком ничего сказать не могут.

В проходную, запыхавшись, вбежала тетя Зина и сразу к нам.

– Что с Валей? Он ранен? – голос у неё дрожал, глаза были мокрыми от слёз. Она вытирала их тряпкой, которую сжимала в кулаке.

– Мы пошли в лес за сучьями. Валя пошел с нами, – лепетали мы, глотая слёзы.

– Да не тяните, говорите быстрее, что с ним и где он? – перебила она.

– Зин, чего ты стоишь с ними, теряешь зря время. Беги скорей к сыну!

От трикотажной фабрики до Вифанских прудов километра три. Всю дорогу бежали. Тётя Зина превозмогала себя. Время от времени она судорожно хваталась двумя руками за левую половину груди, неестественно сгибалась, сбиваясь с бега на шаг. Отдышавшись, продолжала бежать, пока не добежали до пруда.

Увидев сына на земле в луже крови, тётя Зина упала перед ним на колени и заголосила так, что мурашки побежали по коже.

Через некоторое время она с трудом оторвалась от него, поднялась и подошла к Пете. Все поняв, опустилась перед ним на колени. Молча низко склонилась над ним, словно прося у него прощения за сына. Тяжело вздохнув, смахнула слезы с лица, поднялась с колен и возвратилась к сыну.

Следом за нами с фабрики прибежали тетя Маша и тетя Люба из «Трикотажного дома». Тетя Маша склонилась над тётей Зиной, обняла её и тихо-тихо что-то зашептала ей на ухо. Тетя Люба подошла к лежащему на траве Пете.

– Готов, – беззвучно прошептала она одними губами и перекрестила его. Внутри закрутилось. Ей стало невыносимо плохо. Голова, ставшая невыносимо тяжелой, тянула к земле. Обхватив росшее рядом дерево обеими руками, чтобы не сползти вниз, старалась победить охвативший её страх. К ней подбежала тётя Маша и обняла ее.

– Люба, что с тобой? Сядь или ляг. Давай я тебе помогу!

– Мне плохо, Маша, так плохо.

– Мне самой плохо, еле держусь, – проговорила тётя Маша.

Немного придя в себя, пошли собирать в траве части тела Валентина.

Прибежали мать Пети, Борис и Костя. Со слов ребят она поняла, что Петя ранен. Но когда увидела бездыханное тело сына, с ней случился нервный приступ. Вся её боль, горе осиротевшей матери, потерявшей единственного сына, выплеснулось наружу. Она оторвалась от него и подбежала к бездыханному телу Валентина.

– Убийца! Убийца! – её колотило. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Вот тебе! Вот тебе! – криком исходила она, лишившись рассудка. Она била его ногами, расшвыривая в разные стороны то, что удалось собрать.