1941, Великая Отечественная катастрофа: Итоги дискуссии

Традиционное низкопоклонство российской интеллигенции перед Западом, заразившее армию, производило парализующее действие на генералитет и офицерство — куда нам, сиволапым, с немцами тягаться! И вкупе с отсутствием опыта принятия собственных смелых боевых решений этот паралич приводил к тяжелейшим последствиям. Средний генерал Красной Армии на первом этапе Великой Отечественной войны панически боялся командовать.

Тут же ведь дело вот в чем.

В Польской кампании 1939 г. немцы потеряли убитыми и пропавшими без вести 16 663 человека. (Для справки: американская армия в 1984—1994 гг. от несчастных случаев, не связанных с ведением боевых действий, потеряла 17 983 человека.) Тем не менее немцы воевали, и немецкие генералы и офицеры оттачивали свое единоначалие — принимали собственные решения и издавали собственные приказы. А поскольку противник был никчемный, то у немцев все получалось, и их уверенность в себе все возрастала и возрастала, а старшие командиры уверялись в гениальности Мольтке и самостоятельность нижестоящих командиров всеми силами укрепляли.

Далее была война с Францией. Французы, конечно, не поляки, но Франция была парализована тем, что осталась на континенте один на один с Германией, вдвое превосходившей ее численно, и французы не смогли найти в себе силы к сопротивлению. Французские офицеры честно пытались исполнить свой долг — каждый третий убитый в боях француз был офицером (во французской армии один офицер приходился на 22 солдата и сержанта).

Нанеся французам потери в 100 тысяч человек, немцы сами потеряли 45 тысяч, это было уже серьезнее, чем с Польшей, но не очень. И Мюллер-Гиллебранд, безусловно, прав — немцы перли к нам и тащили за собою почти всю вшивую Европу с исключительной «уверенностью в своих силах». Они действительно были профессионалами в хорошем смысле этого слова (сегодня называют себя «профессионалами», как правило, трусливые тупицы, не способные сделать порученное им дело, но умеющие «зашибить деньгу» на своей профессии).

При сравнении наших генералов с немецкими на ум сразу приходит строчка из песни Высоцкого: «Как школьнику драться с отборной шпаной?» А драться было надо — деньги до войны получали? Получали. Родину защитить обещали? Обещали. Ну, так извольте не только ножку на парадах тянуть да доносы на коллег в НКВД писать, но и врага бить.

Хотя полководцы, принимая рискованные решения (а боевые приказы являются таковыми по своей сути), редко находятся в непо-

средственной опасности, им все же требуется для этого личная смелость, пусть даже без храбрости. И если генерал действительно полководец, если цель его жизни в победе над врагами, то для него возможность воплотить в бою свое собственное решение — это то, зачем он живет. И такой генерал всю свою жизнь, даже мирную, будет неустанно учиться воевать, причем учиться сам, ему не понадобятся для этого военные училища и академии, как не потребовались они ни одному гитлеровскому фельдмаршалу — ведь в Германии училищ и академий, в советском понимании, просто не было. Такой генерал учится сам, потому что если он в будущем бою примет неверное решение, то это обернется крахом и его войск, и его лично.

Но если человек надел погоны не для того, чтобы защищать Родину, а только чтобы иметь большую зарплату и пенсию, красивый мундир и уважение общества, то зачем ему учиться побеждать? Он идет в военное училище не за знаниями, а за дипломом, обеспечивающим получение офицерского звания, и академию заканчивает лишь потому, что так быстрее станешь генералом; он думает не о победах, а как бы сделать карьеру в мирное время, — как лучше провести парад или учения, чтобы понравиться начальству, кого, как и в какое место лизнуть ради продвижения по службе, и т.д. и т.п.

Но вот начинается война, и сразу же выясняется, что дипломами и погонами противника разбить невозможно, что для принятия решения на бой нужны военные знания, а их-то и нет! И возникает страх за последствия своих решений, такой страх, что для смелости уже не остается места, — человека переполняет малодушие.

Вот пример из воспоминаний Рокоссовского: «Весьма характерен случай самоубийства офицера одного из полков 20-й тд. В память врезались слова его посмертной записки. «Преследующее меня чувство страха, что могу не устоять в бою, — извещалось в ней, — вынудило меня к самоубийству». Как видите, у этого офицера хватило совести и храбрости застрелиться, но не хватило смелости воевать.

А что делать тем, кто лишен не только смелости и храбрости, но и совести? Вариантов несколько: предать, перейдя на службу врагу, сдаться в плен, чтобы сохранить свою поганую жизнь, или удрать на какую-нибудь тыловую должность.