1968. Год, который встряхнул мир

И еще был Эйзенхауэр, привидение, пришедшее из 50-х, который последовательно и настойчиво утверждал, что стратегия США во Вьетнаме работает и следует продолжать действовать в том же духе для защиты мира от коммунистического господства. Типичное для Эйзенхауэра «прелестное» противоречие: будучи президентом, он громогласно заявлял, что народы требуют мира, но в 60-е, когда в конце концов они действительно стали требовать его, он обвинил антивоенное движение в «мятежных настроениях» и в том, что они «оказывают помощь врагу и создают для него комфортные условия». Подобно де Голлю, он часто ссылался на свой опыт времен Второй мировой войны. Да, допускал он, кажется, мы проигрываем войну во Вьетнаме, но и после битвы за Бельгию он читал газеты и чувствовал нечто подобное. Когда Эйзенхауэр перенес очередной сердечный приступ, на первых полосах газет и журналов появилось его изображение: он лежал в постели в больнице «Уолтер Рид», облаченный в пижаму и халат с надписью «Скорейшего выздоровления». Он предостерегал насчет коммунистов и, прямо с постели, в прямом эфире дал средствам теле- и радиовещания интервью, в котором выразил поддержку находившемуся в Майами Никсону, своему бывшему вице-президенту. Все это выглядело так, как будто 50-е продолжаются. Десять лет спустя у Эйзенхауэра случился шестой сердечный приступ, который он опять-таки пережил

На конвенциях избрание делегатов происходило с помощью серии баллотировок: голоса делегатов подсчитывались по штатам. Эти баллотировки велись по ночам, вопреки потребностям телевидения, которое предпочло бы использовать прайм-тайм, пока не выяснялось, кто из кандидатов набрал абсолютное большинство голосов. Обычно чем больше проходило баллотировок, тем слабее становилась поддержка, оказываемая лидеру предвыборной гонки. Рокфеллер воображал, что делегаты «повернутся к нему лицом» после нескольких раундов. Рейган фантазировал, что Рокфеллер и Никсон окажутся в тупике в итоге нескольких баллотировок и наконец делегаты в поисках выхода обратятся к нему. Линдсей, хотя никто не верил в это, лелеял похожие фантазии на свой счет.

Первую баллотировку выиграл Никсон.

Единственная драма заключалась в борьбе Никсона с самим собой. В 1948 году, когда его политическая карьера только начиналась, он атаковал бывшего чиновника госдепартамента Элджера Хисса. Это вновь всплыло в 1952 году, когда имя Никсона оказалось замешано в скандале, разразившемся на фондовой бирже. А в 1962 году, потерпев поражение на выборах губернатора Калифорнии (это было всего через два года после того, как он проиграл Кеннеди президентскую гонку), Никсон сказал политике «прощай». Теперь он вернулся. «Величайшее возвращение со времен воскресения Лазаря», — писал Джеймс Рестон в «Нью-Йорк тайме».

Затем случилось нечто непонятное: во время своей речи при номинировании его кандидатом Никсон заговорил, как Мартин Лютер Кинг (Мейлер первым заметил это). То было не просто одно из его знаменитых перевоплощений, не просто эксцентрика. Никсон, который также перенял приветственный жест, принятый в Эс-ди-эс (поднятые два пальца, символизировавшие знак мира), не ставил себе никаких пределов относительно того, что он может усваивать и использовать. Мартин Лютер Кинг после смерти перестал быть мятежным агитатором и занял свое место в самом сердце американского истеблишмента. Его организация проводила пикет за стенами зала, где шла конвенция. В шести милях оттуда, в Майами, разразились первые расовые беспорядки. Губернатор Флориды говорил о необходимости ответных действий с применением силы, и чернокожие погибали под выстрелами. Ричард Никсон произносил речь.

«Я вижу день» — он повторил это девять раз, безошибочно воспроизведя знакомую интонацию*. «Я мечтаю...» Затем, продолжая свое выступление и, очевидно, захваченный собственным — или чьим-то — риторическим порывом, он возгласил: «Итак, к вершине, откуда мы сможем увидеть Америку во славе нового дня...»