1968

— Студенты сбиты с толку, они успокоятся. И все эти слабаки тоже успокоятся. Вы себе представляете, чтобы наша осторожная компартия ввязалась в силовое противостояние?

— Коммунисты получили двадцать процентов голосов по всей стране.

— Ха! Вы что, думаете, они рискнут устроить 13 мая военный переворот?

Вспомнив о перевороте, возглавленном генералом де Голлем десять лет назад, Жорж Помпиду развеселился, но возле Ботанического сада, в Сансье, он увидел, что студенты и лицеисты уже вовсю занимали аудитории в угрюмой пристройке, принадлежащей Сорбонне. На стене круглыми буквами было написано: «Хотя бы один раз открыв глаза, нельзя больше спать спокойно».

Марко привел Порталье, Теодору и Корбьера к гостинице «Лютеция», где остановились вьетнамское представители, приехавшие в Париж на переговоры. Монументального вида здание отеля было окружено металлическими заграждениями, все подходы строго охранялись. Впрочем, там набралось не больше пятидесяти оголтелых активистов, они стояли небольшими группами и пялились на входные двери. Друзья присоединились к одной из этих групп, где оратор в кожаной куртке пытался зажечь своих слушателей, бросая заученные фразы:

— Наша проамериканская пресса, радио, телевидение, все средства массовой информации пытаются отвлечь внимание французского народа от побед вьетнамского, внушают веру в непобедимость американцев, в то, что они проявили добрую волю, согласившись участвовать в переговорах…

— Маоистов за версту видно, стоит им только рот открыть, — прошептал Порталье на ухо Марко.

— Это Тевенон, он вчера вечером был в Обществе взаимопомощи, еще отнял у меня микрофон.

— Замечательно! Сразу видно, рядовой член вьетнамского комитета. Может, он что-нибудь знает про Марианну?

— Ты нас уже достал со своей Марианной! Что, не видишь, ей наплевать и на тебя, и на всех нас.

— А вот на рецепт на противозачаточные таблетки ей не наплевать. Мне один парень продиктовал, со второго курса медицинского.

— Таблетки? — с издевкой переспросил Корбьер. — Я думал, от них борода растет.

— Дурак! — сказала Тео, дрожа от холода в своем коротком пальто с капюшоном.

Темно-серые, тяжелые облака предвещали непогоду. Друзья решили, что демонстрация перед «Лютецией» явно не удалась, и направились к скверу погреться в каком-нибудь бистро. Корбьер размотал свой шарф и вздохнул: I

— Здесь в сто раз лучше, даже когда ничего не происходит, чем на этой чертовой авиабазе!

— Пользуясь случаем, просвети нас, — сказал Порталье, обжигая губы дымящимся шоколадом.

— Да, как там в армии? — спросила Тео, стащив у Корбьера сигарету «Голуаз».

И тот принялся рассказывать. Авиабаза в Эвре располагалась в ангарах, оставшихся после американцев. Уезжая, они забрали с собой почти все, даже электропроводку.

— Полная фигня, — рассказывал Корбьер, — они-то могли сажать свои самолеты в темноте, прямо как в комиксах про Бака Дэнни[47], а у нас нет таких средств, так что приходится залезать на плоские крыши аэропорта и стрелять сигнальными ракетами, чтобы «норд-атласы» над Таверни могли выбрать правильный курс.

— И много у вас самолетов? — спросил Марко, как будто разрабатывал план нападения.

— Шесть или семь, DC6[48], «брегеты», им уже запрещено летать, но офицеры их любят, потому что у них по два моста.

— Ну и что?

— Они летают в Джибути[49] и засовывают в полость между двумя мостами кучу беспошлинных товаров: камер, фотоаппаратов, выпивки. Таможенники не имеют права проверять военные самолеты, так что летчики все перепродают, а деньги кладут себе в карман.

— Если бы у нас была газета, надо было бы об этом написать! — сказал Порталье.

— Вот спасибо! — сказал Корбьер. — А под трибунал потом кто пойдет?

— Ты преувеличиваешь, — отозвалась Тео.

— Вовсе нет! Они сейчас и так все на нервах, а я там как белая ворона.

Он продолжил рассказ, сильно сгущая краски. Призывники? Все тупицы, недоумки. Кидаются подушками в общей спальне, напялив боевые каски. Никакой политической сознательности. В столовой, ее еще очень правильно называют «кухней для низшего состава», они набрасываются на хлеб, хватая по шесть-семь кусков, которые потом даже не съедают. Идя в туалет, лучше запастись каким-нибудь инструментом, потому что все ручки давно сперли. Унтер-офицеры? Свиньи. Как-то раз за смех в строю Корбьера отправили в наряд в их столовую. Они там льют вино мимо стаканов и гасят окурки о куски пирога.

— И мне придется туда возвращаться, — сокрушенно вздохнул он.

— Когда у тебя поезд?

— В шесть с чем-то.

— Хочешь, мы тебя проводим? — предложила Тео.

Друзья отправились на метро к Корбьеру домой на улицу Лорда Байрона, где у него была однокомнатная квартирка прямо над квартирой родителей. Он переоделся в форму, разворчался из-за того, что гости принялись играть с его пилоткой, потом набил рюкзак консервными банками с паштетом из рыбьей и свиной печенки, бескорковым хлебом для гренков и пакетиками растворимого кофе: «Спиртовка у меня есть, так что жратва обеспечена».