1968

— Хорошо, начните с «Одеона», но немедленно! Спасибо, господа.

Де Голль поднялся, прощаясь с министрами, и Помпиду воспользовался моментом, чтобы предложить:

— Вот если бы вы сегодня вечером выступили с обращением…

— Об этом не может быть и речи! Мы назначили 24 мая, именно в этот день и ни в какой другой я объявлю референдум об участии народа в управлении.

В дверях кабинета генерал добавил:

— Реформа — да, но беспорядка я не допущу. Повторите эту формулу писакам, которые поджидают вас у подножия лестницы.

Сорбонский повар был в отчаянии. Только что бретонский кооператив прислал студентам грузовик с десятью тысячами цыплят, и что же решили комитеты? Распределить мясо по трущобам. Если отказываться от пожертвований, то кто будет платить за еду? Повару и так частенько приходилось добавлять денег из своего кармана. Он спрашивал себя, не пора ли ему дезертировать с кухни, забыв о революции. Он грустно смотрел, как его грузовик удаляется по улице Эколь. Марко и Порталье уселись в кабину рядом с шофером-добровольцем, чтобы, как они объяснили, проследить за справедливым распределением пернатых, но на самом деле отправились вместе с грузом в Бийянкур: цыплята станут дополнительным связующим звеном между забастовщиками с завода Рено и студентами, захватившими университет. Они выехали на площадь Жюля Геда, там стоял невообразимый гвалт, словно в разгар ярмарки. На сцене какой-то фокусник под радостные аплодисменты толпы колдовал над платками, и те исчезали. Повсюду: на окнах, на деревьях, на стенах фабрики — виднелись красные флаги. На огромном транспаранте было написано требование: «Сорок часов, не больше! Тысяча франков в месяц, не меньше!» Студенты, клаксоном прокладывая себе дорогу в толпе зевак, доехали до главных решетчатых ворот, перегороженных цепями. Вдалеке Порталье узнал Жана Ферра[71], который взял микрофон и, прежде чем запеть, объявил, приведя в восторг товарищей: «Я выступаю за тех, кто все время получает ногой под зад!»

Двое студентов вышли из машины у забастовочного пикета, пикетчики играли в карты на перевернутых ящиках. Друзья почувствовали на себе недоверчивый взгляд высокого рабочего в блузе. Они не знали, что это постоянный представитель Всеобщей конфедерации труда.

— Мы привезли вам цыплят, целый грузовик, — сказали они, — в знак солидарности с рабочими государственных заводов.

— Цыплят? Мы предпочли бы девочек, — с улыбкой сказал Лантье из Всеобщей конфедерации.

— Завтра доставим вам грузовик со студентками, — не растерялся Марко.

Они открыли машину и, вместе с людьми, пришедшими на праздник, образовали цепочку, чтобы переправить кур на завод, одну за другой передавая их через заграждения, точно так же, как в Латинском квартале по цепочке перекидывали булыжники для строительства баррикад. Это продолжалось долго, и у всех появилась возможность пообщаться.

— Я был в Сорбонне, — сказал один из забастовщиков, — мне там и слова сказать не дали.

— Все хотели высказаться.

— Мы не такие.

— Мы с вами хотим одного и того же!

— Мы говорим, что де Голль должен уйти, — сказал Лантье, — и пойдем до конца.

— Если Всеобщая конфедерация вам позволит, — рискнул вставить Марко.

— Чем тебе Конфедерация не угодила? — парировал Лантье, взяв курицу и бросив ее соседу, как мяч.

— Массовое движение опередило Конфедерацию.

— Нет, Конфедерация им руководит.

— Она хочет помочь коммунистам прийти к власти через выборы, а для этого им придется вступить в союз с традиционными левыми партиями, которые ни к черту не годятся!

— Ну и что? — спросил Лантье. — Кто выходит на демонстрацию 1 мая? Конфедерация и партия. И чего мы требуем? Народного правительства.

— Во главе с кем? С Миттераном?

— Ни в коем случае. Ты что, смеешься?

— А Мендес Франс?

— Он мог бы на переходном этапе…

В то время как цыплята перелетали из рук в руки, внизу на площади Изабель Обре[72] пела: «Как прекрасна, как прекрасна жизнь»…

Понедельник, 20 мая 1968 года Господин префект разведывает обстановку на своем «ситроене»