1968

Направляясь вместе с дочерью к остановке такси, Порталье еще раз вспомнил о Корбьере. Тот продолжил дело родителей, получив в наследство туристическое агентство, и теперь организует отдых своих безмозглых клиентов, то и дело мотаясь на край света, чтобы самолично убедиться в качестве гостиниц и туристических маршрутов. «В самом сердце общества потребления!» — подумал Ролан и улыбнулся, так эта фраза напомнила ему обличительные сентенции времен юности. Что сталось с остальными участниками событий? В семидесятые годы Порталье как-то раз видел мадам Жюрио, но издалека. Она сидела пьяная в баре «Ла Куполь» и выглядела как алкоголичка со стажем, так что Ролан предпочел пройти стороной. Марко преподает историю в университете и плетет интриги, чтобы получить место в Национальном центре научных исследований. Родриго — депутат от социалистической партии. Когда он вошел в команду одного из министров, Порталье отправил ему длинное письмо, в котором шутки ради привел цитату из Лабрюйера, где тот обрушивается на любителей активных действий: «Во Франции нужно обладать особой твердостью характера и независимостью ума, чтобы обходиться без должностей и государственных постов, оставаться дома и ничего не делать. Людям не хватает ни достоинства, чтобы с честью играть свою роль, ни внутренней глубины, чтобы заполнить пустоту своих дней, не прибегая к тому, что чернь именует делами. Однако именно досуг мудреца — размышления, беседы, чтение и спокойное времяпрепровождение — правильнее всего было бы называть работой». С тех пор Родриго и Порталье друг с другом больше не разговаривают. Что стало с Марианной? Она провела счастливый год в Кабуле, в компании голландских хиппи, а потом ее нашли мертвой на пляже в Гоа. От чего она умерла? Порталье даже не пытался узнать подробности. Что касается Эрика Тевенона, то он, искупая свое увлечение Мао, обратился в буддизм.

— Что с тобой? — спрашивает Александра.

— Ничего, Алекс, весенняя лихорадка.

Александру все зовут Алекс, подобно тому как ее мать всегда называли Тео, а не Теодорой. Порталье и Тео сыграли тихую свадьбу в начале семидесятых, когда это было совсем не в моде. У них родилась дочь, а через три года они развелись. Сейчас Тео занимается одеждой класса «люкс» и проводит время между

Нью-Йорком и Лондоном. Кажется, она живет с каким-то модным фотографом, но с тех пор, как дочь выросла, у Ролана нет больше никаких причин ни видеться, ни даже созваниваться с бывшей женой.

— Как твоя стажировка? — спросил он у Алекс, садясь в такси.

— Я закончила во вторник, но уже нашла временную работу в компьютерной фирме…

Александра мечется между временными контрактами и бесплатными стажировками, которые выбивает себе по протекции. Порталье подумал: «Молодежь конца века рассудительна, беспокойна, у нее конкретные цели, она не чувствует себя в безопасности и позволяет себя эксплуатировать. Мы в том далеком мае были шумными индивидуалистами, сами всем угрожали; мы были великодушны из принципа, а эти ребята — по самой своей природе».

В голове у Порталье теснятся образы. Это было еще до начала все унифицировавшей электронной эры, до безработицы, официального нищенства и СПИДа. До асбеста, до нового фашизма, до падения Берлинской стены, которая упрощенно делила мир на два лагеря. Как рассказать Александре обо всем этом? Какими словами? Больше не существует границ для торговли, вводится единая валюта, но мир все так же разделен, разобщен и полон насилия. Нас все еще губит дух соперничества, болезненная жажда власти (причем на всех уровнях), комплекс превосходства Запада над остальным миром. Бее это осталось, а порой и усугубилось. Порталье мечтает о мире, в котором беседа заменит собой коммуникацию. Ему на память пришел лозунг, который анархисты намалевали в Нантере после первого вмешательства полиции: «Полиция вместо кибернетики!» Кибернетика! Теперь все в ней увязли. Большинство студентов 68 года и не догадывалось о ее будущем тоталитарном размахе. Иные из них строили вокруг кибернетики утопические планы, подобно людям прошлого века, которые восторгались машинами. Но, заменив собой человека, машины не принесли ему свободы, а лишь сильнее поработили его.