1971. Восхождение

Зрелище было – отпадное! Господи, ну откуда берется такая красота?! Природная красота, без операций, ухищрений и даже практически без косметики! Все-таки бог совершенно не справедлив. Кому-то дает щедро, а кому-то то, что осталось в пыльном углу. Тут бог, конечно, расстарался, и красивая одежда только оттенила совершенство.

Хорошо, что она не осознает силы своей красоты! Иначе бы вертела мужиками, как хотела! – пришло мне в голову.

А потом я забыл обо всем. Я даже платье с нее снимать не стал, только повернул к себе спиной, стянул трусики, нагнул и… куда только девалось мое похмелье с тошнотой и слабостью!

Все-таки я здорово помолодел. Только в молодости можно откалывать такие номера после ночи с пьянкой, с жутким похмельем, вдруг улетучивающимся как по мановению волшебной палочки, когда перед тобой маячит круглая попка прекрасной девушки!

В общем, нам было очень хорошо. Так хорошо, что я боялся – об этом услышат соседи на два номера в стороны от нас и все те, кого ЭТО застало в коридоре.

К обеду я уже почти отошел – вот преимущество молодого тела. Когда уселся за стол, взяв себе тарелку борщка и картофельное пюре с котлеткой (я прост в своих предпочтениях!), ко мне подсел подкравшийся со спины Паршин.

– Привет, Михаил! Как успехи? – начал он неопределенно-стандартно.

– Лучше всех! Цвету и пахну! – буркнул я с набитым ртом, подумав о том, что все-таки есть в номере, наверное, лучшее решение для похмельного социопата. Никто не будет приставать и нести всякую ересь.

– Тут это… поговаривают, что на тебя жалобу написали. – Паршин понизил голос и оглянулся, как заговорщик. – Ну… типа разврат и все такое!

– Кто написал? – Я так охренел, что даже есть перестал. – Какой разврат?!

– Ну так… все знают, что к тебе девчонка из персонала ходит… Ниночка! И в номере ночует. Так вот и написали – что, мол, разврат тут устроил, совратил работницу сферы обслуживания, что подаешь плохой пример и вообще – порочишь образ советского писателя. Кто написал? Да этот вот… козел… и написал! Мирон Макарович. И еще несколько человек подписались – он ходил, собирал подписи. Большинство отказались, но некоторые подписались. Вот, как-то так!

Вот же не было печали! У меня тут же и бесповоротно испортилось настроение. Удастся ли вообще досидеть в Доме творчества до конца срока? А может, свалить отсюда, пока меня не выгнали официально?

– Ты это… не переживай особенно, – хмыкнул Паршин, вылавливая в стакане кусочек вареной груши. – Он время от времени пишет жалобы, всех уже замучил. Так что к его словам не особо-то и прислушиваются. Но будь осторожнее… это насчет Ниночки. Ее могут уволить. Скандала затевать не будут, но по собственному желанию – запросто. Ну а насчет тебя… да чушь это собачья – тут всякое бывало! Рассказывали, как один пьяный классик дебош устроил – так он телевизор разбил и мебель переломал! И ничего! Так что… забей. Я зачем тебе и сказал – чтобы ты был осторожнее, не так открыто.

– Откуда они знают, черт подери? – раздраженно бросил я, запихивая в рот кусочек остывшей котлеты. – Подглядывают, что ли?!

– Миш, чему удивляешься? – фыркнул Паршин. – Ты ведь на виду! Модный, популярный писатель, богатый, известный. За твоими книжками гоняются, расхватывают как горячие пирожки! Думаешь, не обидно? Все мы стараемся, пишем, считаем себя гениями, и вдруг… появляется какой-то мужичок со своими сказками, и ему все блага! Как ты думаешь, мало найдется людей, которые захотят бросить в тебя камень?

– Риторический вопрос? – усмехнулся я.

– Еще какой риторический! – тоже усмехнулся Паршин. – Даже из тех, кто тебе улыбается, кто здоровается и хвалит, найдется куча народу, кто обрадуется, если ты попадешь в неприятности. И часть из них при первой возможности подставит тебе подножку. Так что… дерзай! Борись! Кстати, у тебя хороший вкус! Я тоже пытался за Ниночкой поухаживать, еще до тебя, но она наотрез отказалась даже разговаривать о встрече! Тут о ней половина мужиков мечтает, а вторая половина слюни на нее пускает! Хе-хе-хе…

Паршин хихикнул, потом вздохнул:

– Кстати, часть подписавших – женщины. Обидел ты их!

– Чем?! – Я едва не поперхнулся компотом.

– А тем, что внимания не обращаешь! – снова ухмыльнулся Паршин. – Они-то считают себя неотразимыми, великолепными! А ты проходишь мимо них, как мимо табуреток! Обидно! А ведь ты самый в этом месте завидный и желанный объект вожделения!

– Тьфу на тебя! – фыркнул я, едва не расхохотавшись. – Да какой, к черту, завидный и желанный?! Я что, киноактер?! Или артист-певец?! Мужик, тертый жизнью, в возрасте уже! На хрена я им?! Небось еще и замужние!