1981, Двойная осторожность

- Мог бы сказать, что не приедешь, и все, - сказал Банан, накладывая себе суфле.

- На каком основании?

- Из чистого эгоизма, - сказала Касси. - Самая лучшая причина, чтобы не делать того, чего не хочется.

- Мне даже в голову не пришло…

- Надеюсь, ты настоял на пуленепробиваемом жилете, шестидюймовом защитном стекле и нескольких рядах колючей проволоки? - поинтересовался Банан.

- Они заверили меня, - мягко ответил я, - что вцепиться мне в глотку ему не дадут.

- Как любезно с их стороны! - проворчала Касси. Мы полили суфле изысканным соусом Банана и сказали, что, когда нас выселят из дома, мы поселимся у него в саду.

- И будете играть? - спросил он.

- В смысле?

- Ну, по той системе.

Я равнодушно подумал, что и в самом деле совсем забыл про кассеты, а ведь они у меня. Так что возможность есть…

- Компьютера нету, - сказал я.

- Ничего, на компьютер накопим, - сказала Касси. Мы переглянулись.

Нас всех вполне устраивало наше нынешнее дело и материальное положение тоже. Неужели человек не может не стремиться к большему? Видимо, не может.

- Ты будешь работать на компьютере, - сказал Банан, а я - делать ставки. Время от времени. Когда будет туго с деньгами.

- Пока не подавимся.

- Ты знаешь, - сказала Касси, - я не мечтаю ни о бриллиантах, ни о мехах, ни о яхте. Но… когда у нас в гостиной будет бассейн?

Не знаю, что там наговорил Люк моему брату, вернувшись домой в Калифорнию, но Джонатан позвонил в тот же вечер и сказал, что утром в среду будет в Хитроу.

- А как же твои студенты?

- К черту студентов. У меня ларингит, - сказал он совершенно здоровым голосом. - До встречи.

Он приехал на такси, весь бронзовый от солнца и ужасно встревоженный.

То, что к тому времени я чувствовал себя уже вполне прилично, его не успокоило.

- Живой я, живой! - говорил я. - Не все сразу. Приезжай через месяц.

- Так что, собственно, с тобой случилось?

- Со мной случился Анджело.

- А мне почему не сказал? - осведомился он.

- Ну, если бы меня убили, я бы тебе доложил. Не я, так кто-нибудь другой.

Он уселся в одну из качалок и мрачно уставился на меня.

- Это все из-за меня! - сказал он.

- В самом деле? - насмешливо спросил я.

- Потому ты мне ничего и не сказал.

- Когда-нибудь я тебе все рассказал бы.

- Рассказывай сейчас.

Однако я прежде всего рассказал ему о том, куда я еду после обеда и почему, и Джонатан своим спокойным и решительным тоном объявил, что едет со мной. Я так и подумал. И был рад этому. За следующие несколько часов я рассказал ему почти обо всем, что было между Анджело и мной, так же, как он рассказывал мне тогда, в Корнуолле.

- Извини, - сказал он наконец.

- Не за что.

- Ты воспользуешься этой системой?

Я кивнул.

- И, может быть, скоро.

- Наверно, старая миссис О'Рорке была бы рада. Она гордилась изобретением Лайэма и не хотела, чтобы оно пропало.

Он поразмыслил, потом спросил:

- А какой был пистолет, ты не помнишь?

- По-моему… полицейские говорили… «Вальтер» 0,22.

Он слабо улыбнулся.

- Все повторяется! Оно и к лучшему. Если бы это было что-нибудь калибра 0,38, тебе пришлось бы худо.

- Да, пожалуй, - сухо сказал я.

За нами прислали машину, как и грозились, и отвезли нас в большое здание в Бэкингемшире. Я так и не понял, что это было: нечто среднее между больницей и казенным зданием - длинные широкие коридоры, запертые двери и мертвая тишина.

- Сюда, - сказали нам. - До конца, последняя дверь направо.

Мы не спеша шагали по паркетному полу. Стук наших каблуков только подчеркивал тишину. В дальнем конце было высокое, от пола до потолка, окно, которое почему-то давало очень мало света; и на фоне окна вырисовывались две фигуры: человек в инвалидной коляске и другой, который вез эту коляску.

Эти двое и мы с Джонатаном встретились посреди коридора, и, когда мы подошли ближе, я с неприятным удивлением обнаружил, что человек в коляске - не кто иной, как Гарри Гилберт. Старый, седой, сгорбленный, больной Гарри Гилберт, который тем не менее по-прежнему сознательно отвергал сострадание.

Эдди, который вез коляску, запнулся и остановился. Мы смотрели на Гарри, Гарри смотрел на нас с расстояния в несколько шагов. Он перевел взгляд с меня на Джонатана - поначалу взглянул на него мельком, не поверил своим глазам, потом пригляделся внимательнее и убедился, что это действительно он. Потом перевел взгляд на меня.

- Вы же говорили, что он умер!

Я слегка кивнул.

Его голос был холодным, сухим, полным горечи. У него уже не осталось ни сил, ни ненависти, ни надежды, ни желания мстить.

- Вы оба… - сказал он. - Вы погубили моего сына.

Мы с Джонатаном ничего не ответили. Я задумался о генезисе зла, о случае, который порождает убийство, и о предрасположенности, которая существует с рождения. «Ведь библейский миф, - подумал я, - соответствует реальной истории эволюции». Каин существовал, и в каждом виде выживают жестокие и безжалостные. Я выжил только потому, что мне повезло: благодаря расторопности Банана и искусству врачей. А в течение веков Авель и прочие жертвы гибли. И в каждом поколении, в разных народах, гены нет-нет да и породят убийцу. И все новые Гилберты вечно взращивают своих Анджело.