1982, Банкир

- Так значит… все это время?…

- Все это время, - подтвердил я. - И достать их нетрудно.

Некоторые события лучше бы забыть, но они незабываемы: смело могу занести следующие полчаса в эту категорию. Но в конце концов меня уложили на носилки на колесиках, вывезли на открытый воздух, и мой дохлый грузный товарищ был наполовину втащен по пандусу в фургон живодера, с которым Гордон, применив незаурядный дар убеждения, сговорился в этот утренний час, Три работника, наконец прибывшие на место службы, неловко переминались поодаль, и двое из «скорой помощи», которые не были даже фельдшерами, точно в каком-то фарсе, пытались сквозь помехи добиться ответа по радио, куда меня везти.

Гордон говорил людям из живодерни, что я потребовал взять у лошади пробу крови, настаивал, чтобы непременно, и до тех пор не обрабатывать тушу. Измотанные Джудит и Пен зевали. Я обессиленно наблюдал за какими-то птичками, порхающими высоко в чистом синем небе, и представлял, что я там, наверху, с ними, легкий, как воздух; и в эту идиллическую картинку въехал Кальдер.

Невозможно узнать, что он подумал, увидев всю эту суету, но когда он большими шагами приблизился от машины, челюсть его отвисла от потрясения и дурных предчувствий.

Сперва он, казалось, сосредоточил внимание на Гордоне, потом повернулся к человеку с живодерни, который громко говорил:

- Если вы хотите анализ крови, дайте нам письменное подтверждение, что заплатите за вызов ветеринара.

Кальдер посмотрел через его голову на дохлую лошадь, которая еще наполовину лежала на пандусе, потом перевел взгляд на денник, откуда ее вытащили и где еще дверь была настежь открыта.

Потом он озадаченно повернулся к Джудит и тут с ужасом разглядел сумочку, которую крепко сжимала Пен. Прозрачную пластиковую сумочку, набитую капсулами, таблетками и прочими старательно собранными сокровищами, ясно просвечивающими изнутри.

Пен к ее чести обрела голос, и ее слова, должно быть, прозвучали для Кальдера роковым приговором:

- Я не говорила вам раньше… Я фармацевт.

- Где вы это взяли? - Кальдер уставился на сумочку, словно пытаясь прожечь ее взглядом. - Где…

- У Тима.

Его взгляд метнулся ко мне и, похоже, он наконец осознал, что моя несомненная неподвижность не означает, что я мертв. Он сделал два шага к носилкам и взглянул мне в лицо; и увидел, что я жив, бодрствую, настороже.

Никто из нас не заговорил. Его глаза, казалось, запали в орбитах, и под кожей резко проступили очертания верхней челюсти. Он увидел во мне, так сказать, разрушительные следы ночи, а я увидел в нем осознание, ставшее уверенностью: то, что я выжил, означает, что он погиб.

Я подумал: тебе определенно надо было ударить покрепче; наверное, он подумал о том же. Он взглянул на меня с обжигающей силой, которая не поддавалась определению, потом повернулся спиной и прыжком бросился к машине.

Гордон сделал два или три неуверенных шага к нему, возможно, чтобы остановить, но Кальдер не оглядываясь запустил мотор, надавил педаль акселератора, под протестующий визг шин развернулся на месте на 180 градусов и направился к воротам.

- Надо вызвать полицию, - вдогонку сказал Гордон.

Джудит и Пен не выказали особого энтузиазма, а я не отреагировал вообще. Я полагал, что нам все равно никуда не деться от вызова полиции, но с моей точки зрения, чем дольше удастся оттянуть нудные ритуалы, тем лучше.

Британия - остров маленький, а Кальдер слишком хорошо известен, чтобы скрыться.

Пен опустила взгляд на пластиковый кладезь, который держала в руках, без единого комментария открыла свою сумку и запихнула его туда. Она мельком покосилась на меня и бледно усмехнулась, и я кивнул, облегченно понимая, что она и ее друзья возьмут разгадку капсул на себя.

В ту же субботу около двух пополудни семья, отдыхающая на пикнике, наткнулась на машину, спрятанную за густой порослью кустов можжевельника.

Мотор автомобиля работал, и дети отдыхающих, заглянув в окно, увидели человека, развалившегося на заднем сиденье с трубкой во рту. Они узнали его по кудрям и бородке. Дети, как сообщалось, пребывали в состоянии истерического шока, а родители гневались, как будто какая угодно власть где угодно способна позаботиться о том, чтобы самоубийства не портили окружающий пейзаж.

Дань Кальдерову чудодейству появилась по телевизору в тот же вечер, и я подивился иронии, по которой мастер, знавший так много обо всяких снадобьях, выбрал газ, чтобы уйти из жизни.

Он отъехал едва тридцать миль от своего поместья. Он не оставил записки. Люди, которые готовили вместе с ним отложенное шоу Микки Бонвита, сказали, что ничего не понимают, а Дисдэйл позвонил Оливеру и сообщил, что в связи с трагической смертью Кальдера он отказывается от покупки Сэнд-Кастла.

Я, когда об этом услышал, был наполовину закован в бесконечно раздражающий меня гипсовый доспех, а внутри меня скрипели осколки костей, и их было больше, чем я хотел бы знать, а еще была уйма малиновых кровоподтеков, оставленных подкованными копытами.