1983, След хищника

- А как бы повели себя вы, если бы у вас был сын, а его похитили бы?

- спросил я.

Она окинула меня взглядом.

- Ах вы, педик добродетельный, - буркнула она. Я слегка усмехнулся.

Она решительно вернулась к теннису, но где сейчас витают ее мысли, я не мог сказать.

Илария прекрасно говорила по-английски. Алисия, как мне сказали, тоже - благодаря заботам вдовы-англичанки, которая много лет вела хозяйство Ченчи после смерти их матери. Луиза, Илария и Алисия теперь распределили обязанности между собой, и повариха в отчаянии жаловалась мне, что с тех пор, как милая миссис Блэкетт уехала к брату в Истбурц, в доме все вверх тормашками.

На другое утро по дороге в офис Ченчи сказал:

- Поворачивайте назад, Эндрю. Отвезите меня домой. Это плохо, но я не могу работать. Я просто буду сидеть и пялиться на стены. Я слышу людей, ноне понимаю, что они говорят. Отвезите меня домой.

- Дома может быть еще хуже, - как бы между прочим заметил я.

- Нет. Поворачивайте.

Я развернулся и поехал назад на виллу. Ченчи позвонил секретарше, чтобы его не ждали.

- Ни о чем, кроме Алисии, думать не могу, - сказал он. - Вспоминаю ее маленькой девочкой, потом школьницей, то, как она училась ездить верхом.

Она всегда была такая хорошенькая, такая маленькая, такая веселая… - Он сглотнул, повернулся и пошел в библиотеку.

Через несколько секунд я услышал звон бутылки об стакан. Через некоторое время я вошел.

- Сыграем в триктрак, - предложил я.

- Сосредоточиться не могу.

- Попытайтесь.

Я вытащил доску и расставил фигурки, но ходы он делал чисто механически и без души. Он не сделал ничего, чтобы воспользоваться моими промахами, и через некоторое время просто уставился в пространство, как не раз уже случалось с ним после того, как мы отвезли выкуп.

Около одиннадцати звонок стоявшего у его руки телефона вывел его из прострации, хотя и не слишком успешно.

- Да? Да, это Ченчи… - Он некоторое время слушал, затем нахмурился и в апатии посмотрел на трубку, прежде чем положить ее на место.

- Что там? - спросил я.

- Не знаю. Ничего особенного. Что-то насчет того, что мое барахло упаковано и что я могу его забрать. Я не понял, о чем речь… он бросил трубку, прежде чем я успел спросить.

Я глубоко вздохнул.

- Ваш телефон все еще прослушивается.

- Да, но… - Он замолк, глаза его округлились. - Вы думаете?

Правда?

- Увидим, - сказал я. - Пока ни на что не надейтесь. Как звучал его голос?

- Грубый. - Он говорил неуверенно. - Не тот, что обычно.

- Ладно… в любом случае попытаемся. Лучше, чем тут сидеть.

- Но где? Он не сказал, где!

- Возможно… возможно, там, где мы оставили выкуп. По логике вещей она там.

Он прямо-таки расцвел надеждой, потому я поспешно сказал:

- Не надейтесь ни на что. Не верьте. Если ее там не окажется, вы не выдержите. Он может иметь в виду, что она где-нибудь еще. Но я думаю, что прежде всего следует поискать там.

Он попытался взять себя в руки, но лихорадочное возбуждение не проходило. Он побежал через весь дом к черному ходу, где стояла машина - я там ее припарковал. Надев фуражку, я шагом двинулся следом и увидел, что он бешено машет рукой, поторапливая меня. Я флегматично, уселся за руль и подумал, что этот кто-то знал, что Ченчи дома, хотя обычно он в это время у себя в офисе. Может, ему в офисе об этом сказали… или по-прежнему за ним наблюдали. В любом случае я считал, что, пока Алисия не дома, я должен быть шофером до мелочей.

- Скорее, - подгонял меня Ченчи. Я неторопливо выехал из ворот.

- Ради Бога, скорее…

- Мы там будем. Не надейтесь.

- Ничего не могу с собой поделать.

Я ехал быстрее обычного, но ему поездка все равно показалась вечностью. Когда мы подъехали к часовне, его дочери там не оказалось.

- О нет… нет… - прохрипел он. - Я не могу… не могу…

Я с тревогой посмотрел на него, но это было просто горе, не сердечный приступ.

- Ждите, - сказал я, выходя из машины. - Я проверю.

Я обошел часовню, заглянул туда, где мы оставили выкуп, и нашел ее там - без сознания, свернувшуюся клубочком, в сером клеенчатом плаще.

Отцы - странный народ. Остаток дня Паоло Ченчи переполняла не радость за то, что его любимая дочь жива, здорова и без последствий отделалась от наркотического сна, а боязнь того, что пресса узнает, что его дочь была обнаружена практически голой.

- Обещайте, что вы не скажете, Эндрю. Никому. Вообще никому.

- Обещаю.

Он требовал с меня это обещание по меньшей мере раз семь, хотя это вовсе не было обязательно. Если кто и проболтается, так сама Алисия. Его ужасно беспокоило, что на ней не было одежды, особенно когда мы с ним обнаружили, пытаясь ее поднять, что плащ не был одет в рукава и застегнут. Серый покров просто соскользнул с нее.