1983, След хищника

Она взволнованно встала, бесцельно обошла кухню и вышла за дверь. Я тут же пошел за ней и нашел ее на полдороге к «Лендроверу». Она остановилась в нерешительности.

- Идите же, - сказал я, - садитесь.

Я вопросительно показал стоявшей в отдалении Попси на «Лендровер».

Она кивнула. Ключи были в зажигании. Я сел за руль и подождал, пока Алисия заберется в машину и сядет рядом со мной.

- Это глупо, - сказала она.

Я покачал головой, завел мотор и поехал по той же дороге, по которой мы ехали три дня назад к тишине, широкому небу и голосам птиц.

Когда я остановился и выключил мотор, Алисия, словно защищаясь, сказала:

- И что теперь? Я даже не могу… плакать.

- Пройдитесь, посмотрите, не захочется ли вам поплакать, а я могу подождать здесь.

Не глянув на меня, она сделала, как я сказал, - выскользнула из «Лендровера» и пошла прочь. Ее хрупкая фигурка становилась все меньше и меньше, но она по-прежнему оставалась на виду. Через довольно долгое время она повернулась и медленно пошла обратно. Остановилась у открытого окна машины. Глаза ее были сухи.

- Не могу. Бесполезно, - спокойно сказала она. Я вышел из машины и встал рядом с ней на зеленой траве.

- Что заставляет вас чувствовать себя в ловушке при занятиях в группе? - спросил я.

- Это вам Попси сказала?

- Нет. Она просто сказала, что вы не хотите ездить в группе.

Она оперлась на крыло «Лендровера» не глядя на меня.

- Чушь какая-то, - сказала она. - Не понимаю, почему. В пятницу я уже оделась было для езды. Я хотела… но меня вдруг всю скрутило. Я не могла дышать. Хуже, чем перед моими первыми большими скачками… но что-то вроде этого. Я спустилась, но стало только хуже. Потому я сказала Попси, что у меня болит голова… Это было почти правдой. Вчера то же самое. Я даже спуститься не смогла… я чувствовала себя такай жалкой, но я просто не могла…

Я подумал, затем сказал:

- Начните с подготовки. Подумайте об одежде для скачек. О скаковых лошадях. О езде по улицам. Подумайте обо всем отдельно, по очереди, а затем скажите, при какой мысли вы начинаете чувствовать… что вас скручивает.

Она с сомнением посмотрела на меня, моргнула несколько раз, словно проворачивала все это в голове, затем покачала головой.

- Сейчас я этого не чувствую. Не знаю, что это… я подумала обо всем. Эти парни… - Последние слова прозвучали словно через силу. Словно вырвались из глубины души.

- Парни?

- Парни.

- Что - парни?

- Их глаза, - с тем же надрывом произнесла она.

- Если вы поедете в хвосте, они не увидят вас, - сказал я.

- Я думаю об их глазах.

Я посмотрел на ее встревоженное лицо. Ей нужна профессиональная помощь, а не здравый смысл любителя.

- Почему глаза? - спросил я.

- Глаза… - она говорила громко, словно сами слова требовали ожесточенности, - они смотрели на меня. Когда я спала. Я знаю. Они входили и смотрели.

Алисия внезапно повернулась к «Лендроверу» и на самом деле пнула шину.

- Они приходили. Я знаю. Ненавижу… ненавижу… я не могу выносить… их глаза.

Я обнял ее и прижал к себе.

- Алисия… Алисия… Это же все пустяки… Ну и что, что смотрели?

- Я чувствую себя грязной… липкой…

- Как изнасилование?

- Да.

- Но ведь…

Она молча решительно покачала головой.

- Откуда вы знаете, что они заходили?

- По «молнии», - ответила она. - Я говорила вам, что я запомнила каждый стежок в этой палатке… Я знаю, сколько зубчиков в «молнии». Иногда она была открыта на несколько зубцов выше, чем обычно. Они открывали «молнию» и заходили… и застегивали ее на разном уровне… на шесть-семь зубчиков выше, на десять ниже…я боялась этого.

Я стоял, обнимая ее, и не знал, что и сказать.

- Я старалась не обращать внимания. Но мне снилось… - Она осеклась, затем закончила:

- Мне снились глаза.

Я погладил ее по спине, стараясь утешить.

- Расскажите мне, что еще вам невыносимо, - попросил я.

Она так долго стояла, уткнувшись носом мне в грудь, что я уж начал было думать, что это все, но наконец с какой-то холодностью в голосе она заговорила:

- Я хотела понравиться ему. Хотела ему угодить. Я говорила папе и Пучинелли, что у него был холодный, голос… но это было… только поначалу. Всякий раз, как он приходил с микрофоном, чтобы записать мой голос, я… подлизывалась… - Она помолчала. - Я… ненавижу себя. Мне было омерзительно… ужасно… невыносимо… стыдно.

Она замолчала. Просто стояла и молчала. Немного погодя я, сказал:

- Очень часто похищенным начинают нравиться их похитители. В этом нет ничего необычного. Просто человек не может жить без хоть какого-то дружеского участия. В обычных тюрьмах между охранниками и заключенными складываются определенные дружеские отношения. Когда захватывают группу заложников, некоторые из них сближаются с захватившими их террористами. Иногда заложники упрашивают освободивших их полицейских не причинять зла похитителям. Вы не должны обвинять себя в том, что вы хотели расположить к себе человека с микрофоном. Это нормально. Обычно. А он… как он реагировал?

Она сглотнула.

- Он называл меня… милая девочка.