1984, Торговец забвением

- Я, кажется, говорила вам, дорогой, что у Окни на скачках собственная ложа? Так что поднимемся к нему, как приедем, и будем торчать там целую вечность, даже после того, как скачки кончатся. Возможно, он будет с дамой… Это я вам на всякий случай говорю, она ему не жена, и он не любит, когда люди спрашивают об этом. Так что, Тони, дорогой, не вздумайте ненароком спросить его или ее, хорошо?

- Слишком уж много на свете вещей, о которых этот Окни не желает говорить, - проворчал я.

- О да, дорогой мой, я же сказала, этот Окни - человек сложный. Но, если вы будете придерживаться одной темы, лошадей, все будет нормально. Он просто обожает говорить о лошадях, хоть целую ночь напролет, а я, как вы знаете, тут полный профан.

- Ну а какие же еще камушки в огород можно забросить? - поинтересовался я. - Религия, политика, история, медицина?…

- Ах, Тони, дорогой, вы меня просто дразните! - Она свернула к воротам в Мартино-парк, где охранник, по-видимому, узнав ее, приветливо махнул рукой. - И еще не забудьте, его лошадь зовут Бризи Палм ‹В дословном переводе Пальма на Ветру.›. Жеребец-двухлетка, девять раз в этом сезоне участвовал в скачках, два раза выиграл. А один раз вырвался из стойла и едва не убил помощника стартера, но только этого, пожалуй, тоже лучше не говорить.

Она остановила машину, но вышла из нее не сразу - сперва, глядя в зеркальце водителя, надела очень идущую ей шляпку и кокетливо сдвинула ее набок, под должным углом.

- Совсем забыла спросить, как ваша рука, дорогой? - осведомилась она. - Похоже, еще болит, да?

- С чего вы взяли? - немного смущенно спросил я.

- Вы морщитесь, когда двигаете ею.

- О…

- Может, лучше носить на перевязи?

- Лучше начать работать ею, мне кажется. Я встретил в зеркале взгляд ее добрых глаз.

- Знаете что, Тони, дорогой, думаю, нам прежде всего следует зайти в медпункт и взять там такую узенькую черную перевязь. Ну, которой пользуются жокеи при переломах. И тогда вы будете избавлены от рукопожатий. Насколько я успела заметить вчера, когда заезжала к вам с Тиной, вы их избегаете, потому что больно. Да и толкать вас никто не будет, повязка хорошо заметна издали.

Я не нашелся, что ответить. Мы пошли в медпункт, где, используя все свое обаяние и напор, она получила желаемое. И вскоре я вышел на улицу с Рукой на перевязи, чувствуя себя при этом немного глуповато.

- Ну вот, так-то гораздо лучше, дорогой, - кивнула она. - А теперь в ложу Окни… - Самоуверенность, с которой она держалась в медпункте, моментально куда-то испарилась. - О Боже! Почему при нем я чувствую себя такой идиоткой? Такой неопытной, глупой и неуклюжей, словно школьница!…

- Выглядите вы просто шикарно, - нисколько не покривив душой, заметил я. - Красивая, элегантная. Так что прочь все сомнения и страхи!

Однако глаза ее свидетельствовали об обратном, и я слышал, как нервно и учащенно она дышит, поднимаясь на четвертый этаж.

Трибуны в Мартино-парк считались лучшими в стране, их проектировали и строили в те времена, когда увлечение модернизмом еще не охватило повально все сферы и области. Где-то в пятидесятые старые скамьи прогнили и грозили обрушиться, и было решено восстановить ипподром в прежнем виде. И хотя от сквозняков зрителей это не уберегло (результат порочности архитектурной школы, пренебрегающей элементарными законами физики), менее популярным и доходным сооружение от этого не стало. Отовсюду было удобно следить за ходом скачек - и из-под козырька, и с открытых трибун, - а потом обмывать выигрыш в любом из баров, где всегда хватало места. На круг почета выходила застекленная галерея (зимой там было тепло, летом - прохладно), над боксами, где распрягали лошадей, была крыша, как в Эйнтри ‹Ипподром близ Ливерпуля, где ежегодно проводятся скачки «Гранд нэшнл».›, с тем чтобы участники скачек всегда оставались сухими.

Внутри в коридоры выходили длинные ряды дверей в ложи. И, выйдя из лифта, мы увидели, как официантки катят тележки с едой - не то что в Ас-коте ‹Ипподром близ г Виндзора, где в июне проходят ежегодные четырехдневные скачки.›, где они разносят еду на подносах по открытым трибунам и то и дело роняют эклеры. Словом, Мартино-парк был даже слишком комфортабельным ипподромом по британским меркам, флора сказала:

- Сюда, - и, преисполненная самых дурных предчувствий, двинулась вперед. Нет, подумал я, не может этот Окни Свейл быть настолько уж страшным, как она его себе представляла. Просто не может, и все тут.

Дверь в ложу была открыта. Мы с Флорой подошли вместе и заглянули. Нельзя сказать, что буфет у стены ломился от еды и напитков. Все остальное пространство занимали три столика со стульями, на балкон вела застекленная дверь. Справа от входа - небольшой сервировочный столик, чистый и ничем не заставленный. Окни, в отличие от многих других владельцев лож, мимо которых мы проходили, ленчем не угощал.

За одним из столиков сидел в полном одиночестве мужчина. Голова склонилась над спортивной газетой, рядом наготове букмекерская книга и ручка.

Флора откашлялась.