1985

— Густава Хойста, — подсказал скрипач Тертис. — Чистокровный англичанин, невзирая на имя. Мелодия взята из «Планет». Часть Юпитера. Ми бемоль, три четверти, маэстозо[21].

— И где записываться, мужик?

— Тревор, — серьезно сказал Рейнолдс, — надеюсь, ты не намереваешься записаться в фашистскую организацию? Свобода, Свободные британцы, свободный рядовой — это все очковтирательство. Этот Лоуренс хочет путча в духе Гитлера. Заклинаю тебя кишками Христа, держись от них подальше.

— Такие деньги мне бы не помешали.

— Интересно, а откуда берутся деньги? — спросил Бев.

— Само собой очевидно, я бы сказал. Посмотрите на странице четыре, в самом низу.

Бев прочел:

«Давайте никогда не забывать истину, которую побуждает, нет, вынуждает нас забыть про синдикалистское государство. Превыше нашего долга перед страной стоит наш долг перед Богом, и высший долг в мистическом смысле вбирает в себя низший. Бог создал нас, чтобы воплотить на земле, в человеке божественные атрибуты, от которых вкушает наше естество, — поставить красоту, истину и доброту превыше желания получать и тратить. Я говорю не про играющего в крикет благопристойного бога, которого создали англиканцы. Я говорю про Господа пророков от Авраама до Мухаммеда…»

— Теперь понимаете, откуда берутся деньги? — спросил Рейнолдс.

7 Сцапали

Бев зарвался. Поскольку в цапанье или тыринье он был совсем зелен, ему вскружили голову мелкие успехи в супермаркетах. Ему не следовало пытаться стибрить бутылку «Серебряного атласа Бернетта» за пятнадцать фунтов. Глаз камеры поймал его за тем, как он прятал ее в карман. Когда он пристроился в очередь с пятидесятипенсовой полукилограммовой буханкой черного хлеба, к нему самому пристроилась девушка с жестким лицом и симпатичными светлыми прядями в темных волосах, чем-то похожими на «перышки» у бедной Бесси.

— У вас карман оттопыривается, — сказала она. — Можно посмотреть? Пожалуйста.

— Что оттопыривается? Где? Мое! Частная собственность. Я считаю это непозволительным нарушением…

— Видели, как вы снимали вон с той полки бутылку джина. Вы собираетесь за нее заплатить?

— Я собираюсь вернуть ее на место.

Достав бутылку, Бев попытался пробраться туда, откуда ее стырил. На него смотрела уйма народа. Одна старушка неодобрительно поцокала языком.

— Пересчитав деньги, я вижу, что мне все-таки не хватает. Ужасно дорого.

Девушка заступила ему дорогу. Появился управляющий супермаркета, мрачный, как хирург, и в белом халате.

— Возвращаю на место, — сказал Бев и попытался пройти: — Позвольте…

Но ему не позволили.

— Вот так-так, — сказал управляющий. — Пойман за руку. Зовите полицию, мисс Порлок.

— Хорошо, мистер Оллсоп.

И она ушла — девушка с хорошенькими ножками.

— Послушайте, — начал Бев, — вы выставляете себя круглым идиотом. Я ничего не крал. Кражей было бы, если бы я пронес бутылку мимо кассы, так? Но я не проносил. Вам чертовски трудно будет что-то доказать.

И он снова попытался поставить бутылку туда, откуда ее стянул. Управляющий его оттолкнул.

— Олвин! Джеффри! — позвал управляющий.

Оторвавшись от выставления товара на полки, подошли еще двое в белых халатах. Бева словно бы хотели подвергнуть опасной хирургической операции. Запаниковав, он попробовал сбежать — все еще с бутылкой джина в руке. Потом взял свое рефлекс честности, и Бев попытался отдать ее Олвину, который смотрел сочувственно — скорее всего ловкий тырильщик вроде него самого.

— Хватай его, Джеффри! — велел мистер Оллсоп.

Олвин, который на самом деле оказался Джеффри, потянулся за Бевом. Но Бев не намеревался такое терпеть. От чужих рук он отбился бутылкой. Появилась мисс Порлок в компании двух полицейских, молодых людей с усами как у гангстеров. Они надвинулись на Бева, дыша на него запахом горячего сладкого чая. Они его схватили. Бев не намеревался это терпеть. Он снова занес бутылку. Но бутылку выхватил констебль и отдал мисс Порлок. Бев отбивался. Покупатели смотрели. Это было почти как на погасшем телике, почти. Бев попытался протолкаться через очередь у кассы, кто-то оттолкнул его назад. Полицейские снова его схватили. Бев царапался. Ногти у него были не стрижены с Рождества. Он сумел провести тоненькую кровавую линию на чьей-то левой щеке.

— Ну уж нет, — сказал констебль, — только не это, приятель.