- Нет. Это только то, что вы повторяете раз за разом, а вовсе не правда. Люди склонны верить в то, что повторяют достаточно часто. Но даже если соврали один раз, можно запросто в это поверить. Особенно если поверить очень хочется.
Люси пристально глянула на меня.
- Тебя это волнует?
- То, что меня каждый в семье считает личным врагом? Должен признаться, волнует. Но я уже подумал кое о чем, глядя на Томаса. Ему слишком часто повторяли, что он гроша ломаного не стоит, и, похоже, он поверил, что так и есть на самом деле. Если верить в себя, можно достичь чего угодно.
- Да, это так, - тихо сказала Люси.
- То, что ты написала, останется навсегда.
Она широко раскрыла глаза.
- Откуда ты знаешь… что я больше…
- Догадался. - Я подошел и поцеловал ее в щеку. - У вас действительно туго с деньгами?
- С деньгами? - Она недоуменно подняла брови. - Ничуть не хуже, чем обычно.
- Конечно же, нам не хватает денег! - разозлился Эдвин. - Ты сейчас почти ничего не зарабатываешь и продолжаешь тратить кучу денег на книги!
Люси это совсем не задело. Видимо, ей уже не раз приходилось такое от него выслушивать.
- Если тебе так хочется почитать книжные новинки, могла бы сходить в городскую библиотеку, как я! - не унимался Эдвин.
- Эдвин, а почему ты не найдешь себе работу? - спросил я.
- Люси не нравится суета, - сказал он, как будто бы это все объясняло. - Мы были бы совершенно счастливы, если бы Малкольм увеличил втрое страховой фонд Люси. Он должен это сделать! У него денег куры не клюют, а мы живем в какой-то дыре. Это несправедливо!
- Разве Люси не презирает богатство? И людей, у которых полно денег? Ты что, хочешь стать таким, кого она презирает? - поддел я.
Эдвин замолчал.
Люси грустно посмотрела на меня и сказала:
- С тех пор многое переменилось.
Я поехал обратно в Ридинг, в больницу, где круглосуточно работал кабинет скорой помощи. Там мое плечо обработали, наложили швы и перевязали. На нем было три царапины, довольно глубокие, но не опасные. Кровь давно остановилась, со швами раны должны очень быстро затянуться. Мне предложили ввести болеутоляющее, я поблагодарил и вскоре уже ехал в Кукхэм, зверски усталый и ужасно голодный. Но эти проблемы разрешить было нетрудно. На следующее утро я, как всегда, отправился на конюшню. Швы совсем не мешали - только чуть стягивали кожу, когда я поднимал руку, и все.
Успокоенный и расслабленный после своей обычной порции свежего воздуха, я решил сегодня отдохнуть от нашей нервной семейки и поехал в Лондон за австралийской и американской визами. Всего неделю назад я скакал на Парк Рэйлингзе в Челтенхеме, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Я купил новый свитер, постригся и подумал об Урсуле, которая целыми днями «просто гуляла» по Лондону, когда убегала из дому. По Лондону в самом деле можно бродить целыми днями, размышляя о чем-то своем.
Неожиданно мне захотелось поговорить с Джойси. Я позвонил ей, не рассчитывая, впрочем, застать ее дома.
Джойси завопила в трубку:
- Дорогой, я ужасно спешу! У меня партия в бридж. Откуда ты звонишь?
- Из автомата.
- Где твой отец?
- Не знаю.
- Дорогой, ты выведешь из себя кого угодно! Чего ради тогда ты мне звонишь?
- Мне хотелось… просто услышать твой голос.
Она не знала, что и сказать.
- У тебя все в порядке с головой? Скажи этому старому прохвосту… скажи ему… - Она замялась.
- Сказать, что ты рада, что он жив? - предложил я.
- Не допусти, чтобы старого поганца взорвали!
- Хорошо.
- Будь осторожен, дорогой! Не сверни себе шею! Все, пока!
- Пока…
Не знаю, зачем вообще ей нужен телефон. Громкости вполне хватило бы докричаться и так. Но, по крайней мере, она никогда не старалась от меня отделаться. Я предпочел бы, чтобы она даже разозлилась на меня, но не дала понять, что я ей до смерти надоел.
Я неторопливо вернулся в Кукхэм и вечером снова взялся за заметки Нормана Веста.
Об Эдвине он писал:
…