1990-e годы

Моментально позабыв о своих героических рассуждениях, молодой военный встал с табуретки и направился к холодильнику за пивом и рыбой.

— Это всё поверхностные, эмоциональные мотивы для манипулирования простыми людьми, — произнёс отец, когда сын сел обратно за стол и открыл вторую бутылку. — Возьми вот, газету подстели под рыбу.

Молодой воин оторвал рыбью голову и плавник.

— Что за «поверхностные»? — спросил он, обсасывая плавник.

— Мотивы эти, что ты перечислил. «Война ради выживания», «будущего детей» и всё прочее. Так испокон веков было, и в этом плане ничего не меняется. Для того чтобы заставить людей выйти из дома и идти убивать других людей — нужна благородная цель. К тому же, это освобождает их от чувства вины. Метод старый как мир — лишить врага человеческого облика, назвать его чудовищем, виновным во всех бедах, внушить пушечному мясу уверенность в том, что они идут бить нелюдей и что уничтожать этих нелюдей — это священный долг каждого честного человека.

— А, понятно, — чавкая сказал сын, — так значит, по-твоему, они все нормальные? Похищать людей, отрезать головы на камеру, члены пацанам отрезать — это нормально? Это не нелюди делают, а люди? Так, да?

— Нет, не так, сынок, — вздохнул отец. — То, что ты сейчас упомянул, является частным случаем, это делают конкретные индивидуумы, которых хватает в любой нации. Чеченцы в целом, здесь не причём. Сами чеченцы по большей своей части такие же обыкновенные люди, как и все остальные. Они живут семьями, воспитывают детей…

— Детей, которые после их воспитания отрезают головы и члены, — гнул своё с набитым ртом сын. — А можно я здесь покурю?

Вообще-то кроме него дома больше никто не курил, и, заведя ещё до армии эту свою брутальную привычку, в квартире парень никогда себе этого не позволял. Но сейчас ему было лень выходить в подъезд, да и покладистость отца располагала ко всё большему хамству.

— Кури, сынок, — разрешил папа. — Дай я только окно открою пошире, чтоб дым уходил. И в кухню дверь прикрой, чтоб маме запах не шёл.

Военный закрыл дверь, достал из серванта розетку для варенья, которую решил использовать в качестве пепельницы, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.

— Так на чём мы остановились? — гулко произнёс он, пуская изо рта колечки дыма. — Ах да, ты рассказывал про нормальные семьи, где воспитывают детей, которые, когда становятся взрослыми, занимаются тем, что отрезают людям головы и насилуют малолетних девочек. Продолжай, я слушаю.

Отец тяжело вздохнул и покачал головой.

— Сынок, неужели ты считаешь, что подобные люди не вырастают и в других нормальных семьях? Ты может, думаешь, что какие-то родители специально готовят своих детей к подобному? Дело в том, что это является следствием психических отклонений, и на такие поступки способны лишь психопаты. Да и вообще, убийство себе подобного — это в принципе самое тяжкое испытание для любого нормального человека со здоровой психикой. Именно поэтому после войны всегда так много самоубийств — многие попросту не справляются с моральным грузом и не могут дальше с ним жить. А равнодушно убивать и тем более наслаждаться этим, способны только больные на голову. Психопаты.

— Ну да, ну да, — подавив отрыжку, подал голос молодой воин. — Таким образом, следует считать всех этих выродков жертвами обстоятельств. Они не виноваты, а всего лишь больны. Давайте просто выпишем им направление к врачу, и пусть они пьют лекарства, чтобы вылечить свою тягу к отрезанию голов, изнасилованию детей и ампутации пальцев. Всякое бывает, люди добрые, мы-то всё понимаем. Дело-то житейское.

— Не ёрничай, — хмуро сказал отец, начиная злиться. — Ты переиначиваешь всё, что я говорю на свой собственный, примитивный лад и никак не хочешь, или не можешь понять мою точку зрения.

— А ты не можешь понять мою! — вскричал отважный боец. — Тебя послушать, так вообще весь мир любовь и всё такое. Ты что, папа? Ты этот что ли, как они называются, забыл…

— Пацифисты…

— Во! Ты пацифил что ли? Чё ты мне гонишь вообще? А если бы в сорок первом люди рассуждали бы так же как ты, когда фашисты пришли на нашу землю, что тогда было бы, а? Ты чё меня морочишь! Небось, если б речь шла не обо мне, а о чужих пацанах, ты б никому своё фуфло не впаривал! Другие пусть воюют и умирают, главное чтоб у нас все были живы, так что ли? Хочешь, чтоб общие проблемы решали без тебя, а сам в кустах отсидеться?

Отец вздохнул:

— Пацифист, а не пацифил…

— Чё??

— Да не важно, — мотнул головой отец. — Это всё совершенно разные вещи. Всё, что ты перечислил сейчас.

— Да что ты?

— Да. Во-первых, я не пацифист. Во-вторых, успокойся, пожалуйста, мы ведь просто разговариваем. Возможно, что такого случая у нас с тобой больше не представится, коли ты решил непременно ехать воевать. Чего ты опять завёлся? Выпей лучше ещё пива.

— Ладно, рассказывай, буду спокоен, — проворчал воин и рванул зубами рыбную мякоть.

Отец продолжил: